В главе 2 я отмечаю замечательное влияние Шмитта на консервативное политическое мышление в постсоветской России. После короткого флирта с либеральными идеями в конце 1980-х и начале 1990-х годов политические дебаты в России происходили в основном между более господствующими и более радикальными течениями консервативной мысли. Шмитт был важным интеллектуальным источником радикально-консервативного мышления; его апокалиптический стиль и бинарный подход к политике, казалось, идеально подходили для экзистенциального кризиса, с которым Россия столкнулась в конце 1990-х годов. Тем не менее, Шмиттовское мышление вышло далеко за рамки узкого круга последователей правого крыла и сформировало мировоззрение, которое стало влиятельным для большей части российского политического класса. Это не утверждение о каких-либо прямых идеологических влияниях. Попытки идентифицировать «философа Путина», приводя выборочные цитаты из таких мыслителей, как Иван Ильин, обычно вводят в заблуждение. Скорее, в книге излагается консервативная парадигма Шмитта, способ мышления, который определенным образом определяет определенные концепции, имеющие глубокие последствия для политических событий в современной России.
Все парадигмы отдают приоритет одним элементам политического мышления над другими. Для Шмитта это концепция суверенитета, понимаемая не в юридических терминах, а как способность принимать решения, свободные от ограничений либеральных идей верховенства права или международных норм и соглашений. В главе 3 я исследую, как это понятие «суверенитета как свободы» – свобода объявлять исключение – стало движущей силой российской внутренней и внешней политики при Путине. С самого начала своего президентства Путин отдавал приоритет возвращению в Кремль суверенного процесса принятия решений в качестве основы для восстановления политического порядка, возвращения власти регионам, политическим партиям и гражданскому обществу, олигархам и международным акторам. И все же правило через исключение – готовность нарушать правила – бросало вызов самому порядку, к которому стремились власти.
Эти противоречия русского консерватизма были столь же очевидны и в подходе к демократии. С одной стороны, Путин считал себя демократом, пришедшим к власти через избирательную систему. Он неоднократно заявлял, что в XXI веке нет альтернативы какой-либо форме демократической легитимности. С другой стороны, как в элите, так и в большей части общества было широко распространено мнение о том, что политический плюрализм подорвал государство в 1990-х годах и должен тщательно управляться и контролироваться. Опыт Веймарской республики также побудил Шмитта бороться за то, чтобы примирить проблемы массовой демократии двадцатого века с необходимостью