Мой отец – мне кажется, он тоже любил мою мать всю жизнь, но здесь вступают в силу обстоятельства. Не наступил ли у моих родителей разлад, когда в лагере у отца появился еще один сын и отец написал матери: не возьмет ли она еще и этого ребенка на воспитание?
Мать, как я, наверное, сказал в главке «Портрет», была ослепительно красивой женщиной. Возможно, моему отцу дали 58.10, измену родине и антисоветскую агитацию, а не присудили расстрел, потому что знаменитый следователь, который вел его дело и который жил в соседнем подъезде, в доме в Померанцевом переулке, где жили и мы, тоже был влюблен в мою мать.
Первый мой отчим – Николай Константинович – был инженером-геодезистом. Я думаю, он был старше моей матери лет на двадцать, а значит, родился до революции. Потом геодезистом стал мой брат. Возможно, если бы мать не сошлась с Никстинычем – так мы его звали, – брат ушел бы в послевоенную шпану. До смерти Никстиныча мы жили в его квартире в Гороховом переулке. Мне тогда было 17 или 18 лет, мне Никстиныча пришлось хоронить. Это был первый раз, когда пришлось иметь дело с похоронщиками, с взятками на кладбище, с поминками. Потом это стало привычным.
Мой отец вернулся из лагеря вскоре после похорон Сталина. Отец несколько дней жил у нас. Тайно 101-й километр существовал. Брат выносил за ним в общую уборную горшок, прикрытый газетой. Тогда отец и мать так снова и не сошлись. Вскоре отец уехал на свой 101-й, работать на спичечную фабрику в Балабаново. Через двадцать пять лет почти в этих же местах я построил дачу.
Моим вторым отчимом стал дядя Федя. Называя каждое имя, я словно поднимаю человека из могилы. А есть ли что-либо, кроме пепла, в любой могиле?
Покойники остаются живыми, пока бродят по закоулкам нашей памяти и наша память передает их в другую. И мама, и дядя Федя, и мой брат Юрий, и Никстиныч, и тетя Валя для меня теперь живее и осязаемее, чем были раньше. Теперь я острее осознаю, что каждый сделал для меня и кем каждый был. Мы постоянно платим долг благодарности.
Мама переехала к тете Вале, они уже не жили на улице Строителей – постепенно, я надеюсь, все непонятное в этом тексте постепенно уяснится, элементы мозаики встанут в назначенные им гнезда – именно когда той стало совсем плохо и сделался необходим ежедневный женский уход. Долг был красен платежом.
Я был занят собой, уехал работать в Ташкент, потом служил в армии.
Кого я только не хоронил в своей семье! В решающий момент всегда у меня находились и силы, и время, и сила духа, чтобы все вытерпеть.
Брат так и не пришел на похороны нашей матери.
После смерти тети Вали мама навсегда осталась на улице Строителей. Через двадцать лет и я остался там – совсем один. Ключи от шкафов и квартиры тоже остались мне. Слишком много ключей! Как же редко я ими пользуюсь! Но голубь внутри башни все летает.
Голубиная почта
Дух