– А вы не бойтесь, доктор. Нечего вам бояться. Савва Игнатьевич – голова. Наверняка ещё что-нибудь придумает.
Кстати, он так и не сказал, что я должен сделать там?
– Нет. Как прежде просто передал игрушку.
– Совочек, значит. Который уже?
– Навскидку не скажу, но могу уточнить.
– Да не надо, не парьтесь.
– Что, простите?
– Ничего, выражение такое. Устарелое.
– А… – понимающе протянул доктор или сделал вид из вежливости.
– Совок. Совочек… Мы раньше так целую страну называли.
– Простите, что? – переспросил доктор. – Извините, я отвлёкся, потерял нить беседы.
– Да ничего, доктор, не… – Артём понял, что чуть не повторился.
Никто его тут не понимает. Кто бы мог подумать, каких-то два десятка лет и все – полное непонимание, будто он старик столетний. Нет, валить отсюда надо. Туда, к себе. В своё время, пусть изгаженное живыми трупами, но и тут ему делать нечего.
– Мда, – это уже вырвалось из потока мыслей. – Я вот думаю, что ж мне с этой ерундовиной детской там делать? Не в песочек же играть, в самом деле!
– Этого я вас сказать не могу. Это вообще может быть не для вас.
– А для кого?
– Это для него самого. Савва Игнатьевич имеет ряд особенностей. Одна из них, склонность к неизменно повторяющимся действиям, словно ритуал. Это игрушка, как оберег. Понимаете? На счастье. Чтобы все получилось. Вы же знаете его.
– Знаю. Дольше остальных. Именно поэтому входить Портал могу только я.
Тень скользнула по осунувшемуся лицу Артёма. Тень горести, сожаления. Под этой тенью словно стал заметен настоящий его возраст. Хоть он и остался таким же тридцатипятилетним, но время-то на месте не стояло. И эти двадцать лет… Двадцать лет ада, не прошли мимо Артёма. Доктор видел, как лицо старится прямо на глазах: углубляются морщины, седеют виски, обвисает кожа. Отвёл глаза.
Артём все понял.
– Нечего тянуть, запускайте!
– Что ж, раз вы настаиваете…
Доктор нажал кнопку коммуникатора:
– Пациент готов к отправке.
– Вас понял, – донеслось с другого конца. – Готовность номер один!
– Есть готовность…
Вокруг засуетились очередные костюмы.
Артём закрыл глаза, память подкидывала сюрпризы. Он прикоснулся к поверхности шара. А потом… Потом Артёма не стало. Не стало того Артёма, который проснулся в дурном расположении духа, встал не с той ноги, пролил кофе и так далее. Появился новый, такой же, измученный, напуганный, ничего не соображающий. Такой же, только двадцать лет спустя. Появился внутри странного помещения, показавшегося ему бункером или космическим кораблём. Новый Артём все помнил и даже прижимал к себе здоровую руку, в которой секундой и двадцатью годами ранее он прижимал бьющееся