Влияние Сократа на Платона. Платон, встретив Сократа, пережил глубочайшую духовную революцию. С тех пор уже не слышно ни о его занятиях спортом, ни о художественных опытах, ни о связях с софистами. Ни о каком профессионализме в указанных областях теперь не могло быть и речи. Сократ в этой юной талантливой душе все перевернул вверх дном. Для Платона началась новая эра: Сократ оказался для него незаходящим солнцем. Без изображения Сократа не обходилось теперь ни одно произведение Платона. Более того, важнейшие мысли, которые мы традиционно приписываем Платону, он вкладывает в уста Сократа, ставя тем самым под сомнение собственное авторство. Впрочем, проблема авторства, возможно, мало интересовала Платона.
На первый взгляд, непонятно, чем мог привлечь Платона Сократ. Когда Платон познакомился с ним, Сократу было уже за шестьдесят. Род свой он вел отнюдь не от царей, был сыном простого каменотеса, который едва ли мог, да притом едва ли даже и хотел, дать своему сыну утонченное образование. Ни в наружности Сократа, ни в его поведении не было ничего аристократического. Он был лыс, приземист, со своей прославленной шишкой на лбу, с приплюснутым носом и толстыми губами, с глазами навыкате. Его часто видели босиком на базарах и площадях. Одежда у него была одна и та же зимой и летом и, как передают, хуже, чем у рабов. Правда, он был известен по всей Греции – не столько своей философией и своим учительством жизни, сколько своей бытовой оригинальностью, философским чудачеством и необычным поведением. Специальности у него не было никакой, и трудно сказать, чем он, собственно, занимался. Ни о каких регулярных общественных или государственных занятиях Сократа не было и речи, хотя, выполняя свой гражданский долг, он трижды бывал в военных походах и захаживал в Народное собрание, куда вообще ходил всякий, кто только хотел. Известно однако, что в 404 г. до н. э. правительство 30 тиранов хотело привлечь его на свою сторону как человека весьма популярного в народе и обществе, но известно и то, что он от этого уклонился, рискуя подвергнуться репрессиям.
Впрочем, одно его занятие действительно можно считать своего рода профессией. Оно заключалось в том, что Сократ постоянно задавал всем какие-нибудь вопросы, добродушные, но одновременно каверзные. И почему-то всегда получалось так, что его собеседник, иной раз самодовольный нахал, запутывался и, в конце концов, ничего не мог ответить. Но Сократ, изображая себя простаком, всегда делал вид, что все неудачи своего собеседника приписывает только себе. Многие принимали это добродушие Сократа за чистую монету. И действительно в своих бесчисленных спорах он сохранял неизменное добродушие и какую-то непоколебимую незлобивость.
Другие, все-таки,