Чему в Америке поклоняются, какие жизненные ценности исповедуют? Мерило всего – успех. И главное божество – удовольствие, фан. Заявляют о себе куда громче требований морали. Проблема общества – не в намеренном нарушении нравственных норм (как в России), а в невозможности их выполнять. Американцы публично осуждают пьяниц, заядлых игроков, вольности сексуальные, однако приемлют все это на практике. Отсюда – двойная мораль, на притворстве, лицемерии, фарисействе замешенная. «Догвилль» – великий фильм о фальши человеческих отношений, городок этот может быть где угодно, в любой части света, однако поместил его Триер в Америке. И по-своему прав.
То же и с законами. Всю жизнь мечется американец между желанием следовать им и нереальностью этого. Законов и регуляций уйма, некоторые являют свою противоположность, соблюдать их попросту невозможно. Такие законы опутывают человека, из силков этих не вырваться.
Но попробуйте отменить их – и страна ввергнется в хаос. Они, как атланты, держат непомерный груз; механизм законов есть механизм всего устройства общества.
Лернер по поводу американского права: это плохо пригнанное пальто, не по мерке сшитое: где-то свободно болтается, где-то слишком тесно. В Америке научились его носить. Если пригнать идеально по фигуре, взвоет страна.
Каждой черте характера обычно находится ее прямая противоположность. Великодушны американцы – и мелочно-скупы, радушны – и равнодушны, романтичны – и циничны, мечтательны – и прагматичны, расчетливы. Национальный характер? Где, в чем он?
И в то же время картина мира у каждого народа хотя бы отчасти своя, от других отличающаяся. Изымите из американского характера жажду личной свободы и независимости, наивно-стойкую веру в демократию, стремление к материальному благополучию – и что получите?
Не по себе Косте – ломка незаметно начинается, как на стадии привыкания к наркотикам; придется другим становиться: не скромным в потребностях, неприхотливым, как раньше, но живущим на широкую ногу, ради удовольствий, тратящим направо и налево без оглядки, удовлетворяющим причуды и сумасбродства богатого американца, а это, наверное, совершенно особое состояние. Большие деньги и есть наркотик.
А может, не надо меняться? – сам себя тихонько, ненароком спрашивает. Вовсе не плохо живет, богатство для него – не вожделенная мечта, ни в Москве, ни в Нью-Йорке особого значения деньги для него не имели и не имеют; да, без них худо, но и скромный достаток приемлем, никогда не желал он пупок рвать за лишние тысячи, но и тратить вынужден был аккуратно. Так-то оно так, но, коль скоро миллионы свалились, неужто продолжать существовать скромнягой и не попробовать