Твой томящийся Скотт.
Не желая думать о том, что ждет его во Франции, я отвечала весело. Рассказала, что начала писать маслом по настоянию миссис Дэвис, которая учила меня рисованию в старшей школе Сидни Ланье и верила, что у меня большой потенциал.
Весь первый день мы учились произносить термины – нашему южному языку непросто даются слова «гризайль» и «кьяроскуро».
Я поделилась историей о том, как накануне вечером выпила два напитка покрепче на званом вечере в отеле «Эксчендж» и в результате влезла на стол, чтобы продемонстрировать публике движения разнузданного негритянского танца под названием «Черная корма» – одной из наставниц пришлось стаскивать меня силой.
Эта милая пожилая дама со всей обстоятельностью растолковала мне, что это скандальный танец, а я не менее серьезно объяснила ей, что она не дает мне выполнить обещание. Родной мой, думаешь, мне удалось бы добиться успехов в чем-то, кроме развлечений? Не уверена, что это мое желание. Хотя, конечно, больше всего мне хочется развлекать тебя. Поэтому я, как обычно, записываю свои пустяковые истории в дневник, чтобы тебе было что почитать, когда вернешься.
Прошло три недели со дня его отъезда. Однажды, это было в понедельник, я обнаружила папу в окружении мамы, всех троих моих сестер и Майнора, мужа Марджори. Перед собой на вытянутых руках, словно трофей, папа держал газету. Я протолкнулась поближе к Тильде, чтобы взглянуть.
– Что происходит?
– Все закончилось! – Тильда бросилась мне на шею. – Гансы сдались!
Папа постучал по газете костяшками пальцев и повернул ее, чтобы мне было видно. В газете «Экстра» заголовок гласил: «МИР! Сражения окончены! Подписано соглашение о прекращении огня».
– Сегодня утром, по парижскому времени, – сказал он. – Мы победили!
– Тони, и Джон, и Ньюман возвращаются домой! – подхватила Тильда.
«И Скотт», – подумала я.
На меня накатила волна облегчения. Ему не придется плыть через Атлантику, чтобы встретиться лицом к лицу с жестоким врагом, его никогда не будут перевязывать бинтами, которые скатывала я и многие другие, он не будет вязнуть в грязи окопов, под угрозой ранений, инфекций, паразитов, смерти, пока я в полузабвении жду окончания войны.
«Его домом, – подумала я, – будет Нью-Йорк, город мечты».
Он рассказывал, как до войны его друг по Принстону Банни Уилсон жил на Манхэттене, работал репортером, делил квартиру с еще двумя мужчинами и массой книг, а вокруг суетился и дышал очарованием