В мешок из-под соли, грубый и стоящий колом, я бросил два мотка тонкой, но прочной веревки. Нож – складной, с выкидным лезвием, уже лежал у меня в боковом кармане. Зачем-то я бросил в мешок и свинцовый кастет. Мой первый боевой кастет. Мы их отлили с Хусаинкой у Шпиля, расплавив свинец в баночке над костром и залив в форму из глины. Не знаю, зачем я прихватил с собой кастет. Наверное, для твердости духа. Для укрепления веры в то, что я задумал.
В полутемных сенцах, стараясь не брякать крышкой, я взял из сковороды и завернул в газетный лист четыре холодные колеты из свежей горбуши. Мама приготовила их на ужин, и два куска хлеба.
Никто моих приготовлений не заметил. Ни мамы, ни отчима дома не было. Сеанс кино для взрослых начинался в деревенском клубе в 8.30 вечера.
Цапка смирно лежал в лодке. Он знал, что я вернусь обязательно.
Я столкнул лодку на воду и укрепил весла в уключинах. В мешок я положил большой камень, заменяющий якорь, взвесил мешок в руке и добавил еще несколько камней. Горловину мешка затянул тонкой бечевкой. Толстая не годилась. Она могла соскользнуть с грубоватой горловины мешка.
Также быстро я приладил к шее Цапки ошейник. Он не сопротивлялся. Ошейник соединил все той же веревкой с мешком-грузом. Второй моток веревки я припас для себя.
Тут Цапка напрягся, испуганно посмотрел на меня и заупирался так, что сдвинул мешок с места. Тогда я добавил в мешок еще камней – по самую горловину. Потом я достал свой нож – мне подарил его на день рождения Иосиф, и наточил лезвие. Я почему-то знал точно: нож надо наточить.
Он скоро понадобится.
Мелкая дрожь уже начинала колотить меня.
В носовом бардачке лодки, где лежали топорик, котелок для ухи и пара солдатских алюминиевых кружек, я нашел заначку Иосифа – сигареты «Прима» и спички. Я закурил, чтобы унять дрожь в руках. И вдруг я понял, что первый раз курю по-взрослому. У меня не першит в горле, я не сплевываю беспрерывно между ног длинную и тягучую слюну, как делают все мальчишки, когда курят. Я затягивался коротко и сильно, пряча огонек сигареты в кулаке.
Потом я накормил Цапку.
Он съел три котлеты, четвертую лишь лизнул, а к хлебу не притронулся. По обыкновению склонив голову набок и свесив ухо, он вглядывался в мое лицо, старался поймать взгляд. Он тыкался ко мне в грудь и пытался лизнуть в лицо. Может, он просто не понимал, почему я не ем такую вкусную котлету?
Я пересилил себя и сжевал котлету с сухим хлебом, запив водой из Амура.
Тогда еще можно было пить речную воду, зачерпывая ее кружкой прямо с борта.
Уже совсем стемнело, когда я оттолкнулся от берега.
Я совсем не думал о том, что мир наполнен киномеханиками, директорами школ, Глафирами и прочими предателями. Мир наполнен несправедливостью. Для меня такое понимание мира стало ясным