Первый остался без ответа – ценника не было. Вполне возможно, что хозяйка даже не знает о бутыли. Ведь сейф был закрыт.
Ответ на второй лежал в сфере тайного хобби загадочных виртуозов, что мастерят фрегаты и каравеллы внутри бутылок. Наверное так, пинцетом, что ли. Я дотянулся до горлышка и потрогал сургуч, которым была запечатана бутыль. Да, пинцетом и иглами. Иглами и пинцетами…
Хозяйка продолжала слушать приёмник. Передавали Прокофьева. Угадывать «Танец рыцарей» было ниже моего достоинства.
– Там у вас сейф… – начал я.
– Ключ потерян, – отрезала хозяйка.
– А сколько он…
– Ключ, говорю, потерян, – повторила она.
Божественное аллегро главной мелодии неуклюже перешло в слюнявую тему Джульетты и Париса – поразительно, с какой лёгкостью гений может угробить собственный шедевр. К слову – в определении гениальности я придерживаюсь античного взгляда: гений – это дух, вселяющийся в художника в моменты творческого экстаза, а вовсе не сам художник. Именно этим объясняются неожиданные провалы у признанного мастера, равно как и внезапные триумфы у посредственного ремесленника.
– Я бы хотел приобрести этот… тот сейф.
По её взгляду стало ясно, что недавно завоёванный авторитет мой стремительно рушился. И ещё – она представления не имеет о бутылке.
– Он закрыт, – хозяйка выключила радио. – И ключа нет.
Так говорят с детьми лет пяти-шести. Капризными или не очень сообразительными.
– И всё-таки, – вбил я последний гвоздь в гроб своей репутации. – Сколько?
Она грустно посмотрела мне в глаза и назвала цену.
– Сто пятьдесят.
– А скидка? – с простодушием идиота улыбнулся я.
– Сто двадцать, – безнадёжно глядя сквозь меня сказала она.
Раскрыв бумажник, я отсчитал купюры и протянул ей. Она пересчитала, сложила бумажки пополам, потом ещё раз пополам.
– Сейчас заберёте? – она сунула деньги куда-то меж складок юбки.
Чёрт! Хитроумный, почти изящный, план повернулся неожиданной стороной – как я мог забыть о транспортировке? Этот железный гроб весит не меньше тонны. Тут нужен кран, грузовик… Грузчики, в конце концов.
В этот момент до меня вдруг дошло, что от тумана не осталось и следа. Молочное марево исчезло. У забора посреди лужи стояла моя машина, дальше блестело сырое шоссе, сразу за дорогой дыбились дикие камни – сияя чёрным, точно антрацит, они поднимались мокрым утёсом вертикально вверх. В каменных морщинах кое-где ещё остался лёд. Эти вкрапления напоминали рукотворный орнамент. Как серебро на чёрном мраморе и всё это высотой с девятиэтажный дом.
2
Сейф привезли на закате. Точнее, в сумерки. Солнце так и не появилось,