– Вы смотрите, но вы не наблюдаете, а это большая разница. Например, вы часто видели ступеньки, ведущие из прихожей в эту комнату?
– Часто. <…>
– Отлично. Сколько же там ступенек?
– Сколько? Не обратил внимания.
– Вот-вот, не обратили внимания. А между тем вы видели! В этом вся суть. Ну, а я знаю, что ступенек – семнадцать, потому что я и видел и наблюдал (Conan Doyle 1985: 209–210).
В «Знаке четырех» (1890) Холмс ошеломляет Ватсона тем, что смог определить характер его старшего брата по следам на карманных часах:
– Объясните мне, как вы все это узнали. Ваш рассказ о моем брате соответствует действительности до мельчайших подробностей.
– Счастливое совпадение. Я мог только предполагать с той или иной степенью вероятности. <…>
– Но это не просто догадка?
– Разумеется, нет. Я никогда не гадаю. Очень дурная привычка: действует гибельно на способность логически мыслить (Conan Doyle 1985: 76)[51].
Гадание, как и «женская интуиция», не имеет ничего общего с логическими выкладками мужчины-детектива. Примечательно здесь то, что детектив – персонаж, свободно перемещающийся между самыми различными слоями общества. Холмс чувствует себя как рыба в воде со всеми, от королей до беспризорников. Он адепт физиогномики и способен считывать признаки классового общества, с первого взгляда определяя социальную принадлежность незнакомых людей, а также манипулировать этими признаками себе на пользу. Холмс славится умением переодеваться и гримироваться, не только вводящим в заблуждение его противников, но и удивляющим даже ближайших помощников. В «Скандале в Богемии» Ватсон рассказывает: «Было около четырех часов, когда дверь отворилась и в комнату вошел подвыпивший грум, с бакенбардами, с растрепанной шевелюрой, с воспаленным лицом, одетый бедно и вульгарно. Как ни привык я к удивительной