Раздавшийся звонок вывел ее из оцепенения, но и прибавил страху. Кто пожаловал? Клава на цыпочках подобралась к двери, спросила – кто?
– Из милиции.
Не сразу, но щелкнули замки, дверь приоткрылась, в щели показался настороженный глаз Овчаренко.
– Я хочу с вами поговорить, – сказал Степа, приблизив удостоверение к черному глазу Клавы. Глаз прочел все надписи, уставился на мента, который тут же спросил: – Можно войти?
– Вызвали бы повесткой… – нашла отговорку Клава, чтобы не пустить мента.
– Если хотите, вас вызовут, но поговорить со мной в ваших интересах, – бросил Степа и повернулся, собираясь уйти, мол, лично мне плевать на тебя.
– Проходите, – пригласила Клава, так как на нее подействовали слова «в ваших интересах». Ее интерес бесспорный, она ведь могла оказаться на месте Левы. К тому же это живой человек, из органов – она запомнила его со вчерашнего вечера, – с ним не страшно.
Степа прошел, куда его повела Клава – на кухню, где было очень неопрятно. Раковина заполнена грязной посудой, на столе крошки и остатки еды, плита в черных пятнах, в углах потолка паутина, и байковый халат на Овчаренко не первой свежести. Он сел на указанный стул, дождался, когда присядет и Клава, которая сначала поставила закопченный чайник на плиту. Но вот она опустилась на табурет, закурила, вид при этом у нее был помятый-препомятый, отечный и потерянный.
– Скажите, Клавдия… отчество не запомнил, извините.
– Можно просто Клава, – сказала она.
– С вами не говорили после смерти Галеева, но это необходимо. Как произошло, что вы остались живы, а он погиб?
– Я пила из старой бутылки, там осталось на донышке. А Леве дала неначатую…
– Выходит, это вы дали ему бутылку с отравленной водкой?
Она шмыгнула носом, растерянно вперившись в Степу. До ее сознания, затуманенного похмельным синдромом и стрессом, наконец дошло, что она из собственных рук дала яд Галееву. Клава и есть отравительница! А этот молодой человек подозревает ее и в отравлении Ушаковых! От этого затряслись руки еще больше, сигарета не сразу попадала в рот.
– Я не хотела его убивать, – произнесла Клава дрожащим голосом. – Я бы никогда этого не сделала. Дала водку, потому что не знала, что там отрава, поверьте. Я заснула в курилке, когда милиция работала в театре, потом проснулась, увидела Леву… У него не было денег на такси, он остался в театре. Мы собрались выпить… А что еще делать после всего? Знаете, как на душе… не передать! Надо было расслабиться. А у меня полная бутылка и время нечем убить. Я хотела поделиться. Лева выпил и… и… умер.
Клава не выдержала напора воспоминаний, беззвучно расплакалась. Отечное лицо сморщилось в гримасу страдания, четче обозначились морщины, на которые лились