Э м и: С тех пор как Девятый канал показал первый репортаж о странных звонках, в Колдуотер устремились десятки желающих лично познакомиться с Кэтрин. Часами они ожидают возможности поговорить с нею.
(В кадре Кэтрин, окруженная плотным людским кольцом.)
П о ж и л а я ж е н щ и н а: Я верю, что она избрана Господом. Я тоже потеряла свою сестру.
Э м и: И вы тоже надеетесь на чудо?
П о ж и л а я ж е н щ и н а: Да. (Начинает плакать.) Я бы отдала что угодно за возможность снова поговорить с сестрой.
(Эми перед домом Кэтрин.)
Э м и: Следует отметить, что до сих пор никто так и не смог подтвердить подлинность этих звонков. Но одно можно сказать с уверенностью. (Указывает на толпу собравшихся.) Многие, очень многие верят, что чудеса действительно происходят.
(Смотрит в камеру.)
И пока я прощаюсь с вами. Эми Пенн, Девятый канал, Колдуотер.
Собравшись уходить, пастор Уоррен нахлобучил шляпу и слегка кивнул миссис Палт. Секретарша, говорившая в это время по телефону, зажала микрофон трубки и шепотом спросила:
– Когда вернетесь?
Уоррен не успел ответить. На другом канале уже мигал вызов.
– Церковь «Жатва надежды»… Да… Вы можете немного обождать?
Уоррен молча вышел. Ну и времена! Бывало, за все утро – ни одного звонка. А теперь бедная миссис Палт сидела у телефона как привязанная, едва успевая сбегать в туалет. Им звонили со всех концов страны. Люди интересовались, есть ли у них интернет-трансляции воскресных служб. Спрашивали, какими молитвенниками пользуются прихожане, и особенно те, кто удостоился звонков с небес. Почему-то многим казалось, будто у «Жатвы надежды» имеются какие-то особые молитвенники.
Дул холодный осенний ветер. Пригибая голову, Уоррен брел по улице. На церковной стоянке он увидел три машины с неизвестными номерами. Сидевшие в салонах сразу заметили его и проводили взглядом. В Колдуотере любой приезжий мигом оказывается на виду. Люди жили здесь поколениями. Дети наследовали родительские дома и род занятий. Умерших хоронили на местном кладбище, где первые могилы появились еще в начале двадцатого века. Нынче часть надгробий обветшала, надписи на них выцвели и стали нечитаемыми.
Уоррен вспоминал времена, когда он знал каждого своего прихожанина. Тогда здоровье позволяло ему навещать больных и престарелых. Ему нравилось, идя по улице, слышать: «Привет, пастор!» В этом не было ни капли фамильярности. Наоборот, в таких приветствиях ощущалось что-то теплое, родственное, семейное. Это успокаивало его, как и гул голосов перед началом службы. Но теперь гул превратился в шум и скрежет. Проблему составляли не только автомобили с чужими номерами и не очередной корреспондент, порывавшийся взять у него интервью. Дело было в его внутренних противоречиях.
Впервые в жизни пастор почувствовал, что убежденность прихожан превышает его собственную.
– Прошу вас, пастор. Располагайтесь, – сказал Джефф Джекоби, указывая на мягкий стул.
Уоррен сел. Кабинет мэра находился в задней части здания «Первого национального банка», президентом