– Степан, мы с Николаем благодарим тебя за таможню, иначе злая сила оставила бы нас здесь поджидать Ибэ, Юй– бэ и Евгей, которые в одном лице сдули бы нас обратно в Алаколь вместе со следующим поездом и травой, на которой мы сейчас лежим. Может быть, унесло бы и станцию, кто знает.
Степа спросил:
– Ибэ, Юй-бэ и Евгей?
– Это такой ветер, который устраивает дефиле от самого Эби-Нура. Когда он здесь проходит, от него отскакивают камни, как галька от ровной глади Иссыккуля.
– От местной таможни ничего не отскакивает, а только прилипает, – сказал Николай. – Надеюсь, ближайшей осенью этот Евгей развеет ее, вместе с погранцами по всему Казахстану.
Поезд колотил колесами по сухой стали вдоль хребта Борохоро уже пять часов, поглядывая левым боком на пустыни Курбантонгут и Карамайли. Мы оставили позади зеленые мундиры пограничников, их желтые непроницаемые лица и широкие полосы нейтральной территории. Прошитые по краям колючей проволокой, они рассекали горизонт от края до края. Растопленная июлем, проплывала мимо Джунгарская равнина, которая готовила жаркое из саксаула и тамариска для китайских зэков. Надрываясь, они складывали каменные плиты ровными квадратными штабелями. Издалека отряд заключенных казался ожившими фигурками из глины, которые поднимали тяжести под присмотром всего двух конвоиров. Я достал распечатку «Описания путешествия в Западный Китай» братьев Грумм-Гржимайло и стал читать. Сорок глав научного труда, петляя вдоль северных склонов Борохоро, повели меня с небольшим караваном в уйгурскую столицу.
Теперь, глядя на высокую горную гряду, которая миражом тянулась с запада на восток, я уже имел некоторое представление о тамошней растительности и полезных ископаемых. Здесь, с крутых склонов хребта, по трубам глубоких ущелий падают горные реки. Они вонзаются в твердую землю равнины. На ней до сих пор толпятся неприкаянные души ойратов, хозяев Джунгарского ханства, от которого осталось одно географическое название. Грумм-Гржимайло утверждают, что это агрессивное племя насчитывало миллион человек, когда китайцы решили, что проще их вырезать, как никуда не годное стадо, чем вести с ними бесплодные переговоры.
Наконец появилась первая крупная станция. Возле семафора ощетинилась лопатами сотня мелких промасленных круглых лиц. Я не сразу сообразил, что это всего лишь толпа железнодорожных рабочих присела отдохнуть на насыпи.
Остановка – десять минут. Челночная братия высыпала на платформу покурить и размяться. Посреди спортивных штанов, волосатых животов, табачного дыма и домашних халатов стояла по стойке смирно на тумбе строгая китайская девушка в железнодорожной форме – символ порядка и покоя. Группа русских парней в конце платформы грубо плеснула хохотом.
– Смотри,