– Женя, подожди! – Лиловые губы его виновато улыбались. – Ну что ты, в самом деле? Обиделась на шефа?
– Ни на кого я не обиделась! – с силой рванулась я. – Мне нужно ехать.
– Хочешь, провожу?
– Спасибо, не стоит.
Я сделала еще одну попытку сесть в машину, но парень решительно захлопнул дверцу авто и проговорил, глядя вслед удаляющемуся такси:
– Ну что ты, Жень, завелась с полоборота? Тебе нужно успокоиться. Пойдем, посидим в одном приятном кабачке, пропустим по стаканчику. Если хочешь, я поясню в общих чертах, за что шеф на тебя взъелся.
В ушах все еще стоял пьяный голос Караджанова: «И у его доченьки такие же подоночные глазенки!», и докопаться до истоков лютой ненависти Тимура Гасановича было, конечно же, интересно. Поэтому я позволила взять себя под руку и двинулась с Ильей. Дождь перестал, и город осветило солнце. Мы шли по центру Питера, а навстречу нам двигались веселые беспечные люди, громко смеющиеся и выглядящие абсолютно счастливыми, чего нельзя было сказать обо мне. Ощущение гадливости не отпускало. Казалось, меня вымазали смолой и вываляли в перьях, и теперь все прохожие смотрят на меня и смеются над глупой неудачницей, неизвестно зачем приехавшей в их город.
– Понимаешь, Жень, Караджанов помешан на Элле Греф, – попыхивая неизменной сигаретой, просвещал меня Илья. – Она для него недосягаемая богиня. Звезда. Объект поклонения. Фетиш. Не поверишь, Гасаныч стянул у нее перчатку и хранит в специальной коробке. Правда-правда, я сам видел! Шеф бросил свою старуху, и мы все ждем, когда он посватается к Элле. Но Грефиха так искусно избегает общения с окружающими, что Караджанову остается только кусать локти и злиться на Максика. Твой отец каким-то чудом втерся к Грефам в доверие и оборонял свои позиции до последних дней жизни. Интересно, каким образом ему удавалось это делать?
Щелчком отшвырнув докуренную до фильтра сигарету в клумбу с ирисами, он выдержал театральную паузу, ожидая ответной реплики, но, так и не дождавшись, буднично закончил:
– Вот Караджанов и бесится, ибо не знает, как поведут себя Грефы теперь, когда Максика не стало. Так что ты, Жень, тут ни при чем. Ничего личного. Просто ревность старика к молодой сопернице, способной перейти ему дорогу.
Возможно, что дело обстоит именно так. Но почему вдруг змея, пригретая на груди?
– О каком доносе говорил Караджанов?
– Не обращай внимания, – беспечно откликнулся Калиберда. – Максик тут ни при чем. На шефа кто-то из наших настрочил заявление в прокуратуру, и Караджанов исходит ядом, подозревая всех подряд. А Максик попал