Маюни замялся, искоса поглядывая на отца Амвросия. Тот сидел далеко, на корме, и беседы сей не слышал.
– Ваш шаман, я вижу, могучий, да-а. Пусть поколдует, и злые чары сир-тя уйдут – снова в стойбище жить можно будет.
– Поколдует, – еле сдержав смех, заверил Иван. – А стойбище – это славно. Говоришь, и дома там есть? Настоящие избы?
– Есть, есть, – улыбнулся остяк. – Никто их не разрушал, все колдунам досталось, сир-тя. А сир-тя тепло любят, им холода ни к чему – вот и ушли, вернулись к своему злому солнцу.
Поправив на голове шапку, атаман почесал шрам и тихо спросил:
– А от стойбища до солнца злого – далеко?
– Недалеко, – задумчиво пояснил Маюни. – Но и не так уж близко. Четыре раза по семь дней пути, да-а.
– Верст четыреста. – Иван покивал, оглядываясь на корму, где сидели девчонки: переглядывались, смеялись, говорили о чем-то своем. Отец Амвросий, нынче бывший за кормщика, вполголоса затянул песню про Илью Муромца. Перестав смеяться, девушки дружно подхватили – вышло хорошо: слаженно, славно.
Даже Маюни – и тому понравилось:
– Хорошо поют, да-а.
– Так ты до самого идола златого нас проводишь? – улучив момент, справился атаман.
Игравшая на тонких губах остяка улыбка живо сошла на нет:
– Что ты, господине! Там же колдуны. Вам золотой идол нужен – вы и идите. А дорогу я покажу.
– Так ведь дедушка твой, сам же говорил, шаманом был, – подначил Иван с усмешкой. – И бубен теперь у тебя есть.
– Их колдовство сильнее, – со вздохом признался отрок. – Это дедушка был шаман, а я…
– Ладно, – атаман похлопал парнишку по плечу, – там разберемся. Так далеко, говоришь, твое стойбище?
– Да недалече уже, да-а. Через три дня, коль позволит Аутья-Отыр, доплывем.
– Кто-кто позволит?
– Аутья-Отыр. Большое, могучее божество, речное. В устье Ас-ях живет, в образе большой щуки, да-а.
…Аутья-Отыр позволил – до заброшенного стойбища казаки, как Маюни и обещал, добрались за три дня, без всяких недоразумений, если не считать случайно свалившегося в воду Афоню Спаси Господи – неудачно прошел по борту, вот и грохнулся, брызг целую тучу поднял, а сколько крику было! Девчонки бедолагу в свой шатер забрали, растерли барсучьим салом, чтобы не захворал. Не захворал Афоня, Бог миловал – из шатра выбрался весь в смущении, красный… но довольный.
– Нам, что ль, тоже за борт нырнуть? – смеялись казаки. – Потом бы к девам, в шатер…
– Я вам дам, к девам! – Отец Амвросий сурово погрозил охальникам кулаком. – Гребите ужо да молиться не забывайте.
Если б не Маюни, проплыли бы мимо: селение остяков с реки не очень-то было заметно, сей таежный народец вообще не любил выделяться, вот и избы себе неприметные выстроил – не избы даже, а полуземлянки, с бревенчатыми, обложенными дерном крышами.
Внутри жилищ неожиданно оказалось просторно и даже уютно, хоть и темновато