– Да, – грустно вздохнул Иван. – Молиться надо. Ах, отче! Один ты меня понимаешь.
Они сидели вдвоем у костерка, разложенного меж берегом и рощей – где расположились девы. Оттуда доносились разговоры и даже – иногда – смех, впрочем заглушаемый удалой казацкою песней, что доносилась с берега:
Ой ты, парень удалой, молодой,
Красный молодец, да с мечом в руках,
Да с мечом в руках, да с булатной сабелькой!
Иван повернул голову:
– Ну, что, отче? Пойдем посидим с нашими. Заодно и караул бы к девкам приставить не худо.
Священник кивнул, поднялся – русоволосый, высокий, сильный, с пронзительным взглядом синих, как небо, глаз. Поправил на груди крест, перекрестился:
– Инда, друже атамане, идем. Песен послушаем, заодно потом и помолимся вместе. Заместо вечерни.
До песенников друзья не дошли, остановились раньше, у небольшого костерка возле старого, росшего на небольшом мысу дуба. Там тихо было, а собрались кругом – свои: Михейко Ослоп, Чугрей, Афоня Спаси Господи, Силантий… Не просто так сидели – слушали: окромя казаков, у костра оказался давешний остяцкий отрок Маюни Ыттыргын. В малице из оленьих шкур, на поясе, рядом с кресалом и ножом, бубен привешен. Наверное, тот самый, из-за которого бедному парню едва не перешибли хребет.
Юный остяк не просто так сидел – рассказывал, а казаки, затаив дыханье, слушали – видать, интересно было.
– Вечеряете, казаче?
Услыхав знакомый голос, воины обернулись, вскочили, приветствуя атамана и святого отца:
– Садись-от к костерку, Иван свет Егорович, и ты, святый отче, садись. Ушицы?
– Да не откажемся… А ты, вогулич, дальше что говорил рассказывай – нам тоже интересно послушать.
Ушица у казаков ныне оказалась знатная, жирная, наваристая, из вкусной нельмы, Иван с удовольствием прихлебывал из общего котелка да время от времени дул на ложку, чтоб скорее остыло.
– И вот, прогнали народ сир-тя другие народы, – тихо продолжал остяк, – и пошли беглецы на север, на Ас-реку и дальше. А по пути забрели в подземелье, где волею могучего бога по имени Нур-Торум томился в узилище злой дух Куль-Отыр, коего, не ведая что творят, и освободили сир-тя. А Куль-Отыр решил их использовать, чтоб то, что было Добром, сделать Злом, а что было белое, сделать черным, для чего и научил сир-тя злому черному колдовству, и те сами стали – как Куль-Отыр, и все пять душ их мужчин стали черными, и четыре души у женщин…
– Эй, эй! – не выдержав, прервал отец Амвросий. – Ты что такое несешь-то? Какие пять душ?
– У нас, народа ас-ях, у каждого мужчины – по семь душ, – невозмутимо ответствовал рассказчик. – А у сир-тя – по пять было, да-а. У женщин наших