И только любовь, вспыхнувшая посреди трагедии в далекой Армении, оказалась тем самым живым организмом. Неподвластный ветру, дождю, вьюге, молниям, слезам, ссорам и обидам, организм этот перетекал из одного времени в другое так же естественно, как само время. Как само время, он не дряхлел, а только изменялся, болел, выздоравливал и становился сильнее.
Глава 4
Галя не заметила, как под звуки телевизора Настя уснула, и тут в дверь постучали. Настя дернулась и открыла глаза.
– Это за мной?
– Не знаю. – Галя направилась к двери.
Она еще не дошла, а дверь распахнулась. На пороге стояла Рита. Решительной походкой, не говоря ни слова, сестра вошла в кабинет, повесила зонт на спинку стула и остановилась у дивана. Под зонтом тут же образовалась крошечная лужица.
– Ну, ты как? – спросила она у Насти, одной рукой держа сумку, другую упирая в крутое бедро.
– Нормально, – буркнула Настя, нахмурилась и погромче настроила телевизор.
Рита обвела кабинет медленным взглядом и уселась в кресло напротив Гали. Несколько мгновений Галя смотрела на сестру, на ее небольшие, но умело подведенные глаза – так, что они казались огромными, в пол-лица; на красиво изогнутые брови, нос с небольшой горбинкой, как у ее отца (фотографии Риткиного папаши в доме не водились, но горбинку маленькая Галя запомнила); на яркие губы – им Рита уделяла особое внимание. Она наносила помаду в несколько слоев, с пудрой, и помада не растекалась, не попадала в тонкие вертикальные морщинки над верхней губой. На косметике Рита не экономила, но при другом способе нанесения летом растекалась даже самая дорогая помада. Галя смотрела украдкой и удивлялась – насколько Риткино лицо изменилось за последние годы. Огрубело, черты лица заострились и, увы, потеряли женственность.
– Я считаю, что надо