Руфь. Элизабет Гаскелл

увивающего стену дома, но мама-птичка, наверное, укрыла его крылом, и малыш тут же успокоился и затих. Однако вскоре и другие птицы, чувствуя приближение рассвета, принялись оживленно порхать среди листвы, нарушая тишину своим веселым щебетанием. Предрассветный туман над горизонтом сначала превратился в серебристо-серое облако, зависшее на краю неба; потом он стал пронзительно белым, а затем внезапно в одно мгновение вспыхнул розовым светом. Стали отчетливо видны устремленные ввысь горные вершины, которые, казалось, старались быть поближе к Всевышнему. Наконец из-за гор появился край огненно-красного солнца, и тут же как по команде тысячи птиц огласили все вокруг радостным пением, а просыпающаяся земля тихо загудела хором загадочных звуков и шорохов пробуждения. Легкий ветерок, покинув свое ночное убежище среди лощин и горных расселин, зашелестел в кронах деревьев и траве, пробуждая цветы ото сна. Ночь миновала, и Руфь вздохнула с облегчением; она знала, что состояние, в котором находится больной, скоро неминуемо закончится и станет известен вердикт – жизнь или смерть. Постоянное нервное напряжение отняло все силы, терпение покинуло ее, и она уже была готова войти в комнату. Но тут за дверью началось какое-то движение – правда, звуки эти не были резкими и суетливыми, как бывает, когда неожиданно что-то случилось, – а затем все стихло. Руфь снова села на пол и, обхватив колени руками, прислонилась к стене. Нужно было еще подождать.

      Между тем больной медленно приходил в себя после долгого, крепкого, благотворного сна. Его мать провела подле него всю ночь и сейчас в первый раз за все это время сменила позу; она даже начала тихим голосом давать какие-то указания старой сиделке, которая в ожидании приказаний хозяйки задремала в кресле. Миссис Беллингем на цыпочках подошла к двери, досадуя в душе, что ее усталые затекшие ноги производят столько шума. После непрерывного ночного бдения ей захотелось хотя бы на несколько минут сменить обстановку. Она уже понимала, что самое худшее позади, кризис миновал, и, расслабившись, вдруг почувствовала физическую и психологическую усталость, которых не замечала, когда исход для ее сына еще не был ясен.

      Она медленно открыла дверь в галерею, но Руфь вскочила на ноги, едва услышав скрип поворачивающейся ручки. Вся кровь прихлынула к голове, и от этого губы девушки перестали слушаться – казалось, она не сможет вымолвить ни слова. Тем не менее, стоя перед миссис Беллингем, она все же сумела тихо спросить:

      – Как он себя чувствует, мадам?

      Миссис Беллингем на миг оторопела при виде этого бледного создания, явившегося словно ниоткуда, как привидение. Однако ее быстрый, гордый ум моментально помог ей сориентироваться и все понять. Это была та самая девушка, из-за безнравственности которой ее сын сбился с пути праведного. Девушка, помешавшая осуществлению ее сокровенного желания – женить сына на мисс Данкомб. Нет, на самом деле это она была истинной виновницей его болезни, его смертельно опасной болезни,