В нашем обзоре преимущество по справедливости отдано плану Германии. Это сделано не только потому, что он явился пружиной, приведшей в движение маятник войны 1914 года, но и потому, что германский план (и это можно сказать с полной уверенностью) оказывал свое влияние и на последующий ход войны. Правда, с осени 1914 года и дальше ход войны мог со стороны показаться производным от потрясающей «осады» центральных держав – представление, совершенно несовместимое с высказанной нами мыслью.
Представление о германском союзе как о побежденной стороне, хотя и верно с экономической точки зрения, предполагает также и потерю инициативы – а этому противоречит вся германская стратегия.
Хотя первоначальный свой план Германии и не удалось провести в жизнь, он даже своим провалом влиял на общий ход последующих действий. Тактически большинство сражений смахивало на осадные операции, но стратегия войны на суше долго блуждала в потемках, не учитывая этих особенностей тактики и не решаясь принять их.
Германцы должны были учитывать, что их силы и силы Австрии вместе значительно уступают совместным силам Франции и России. Чтобы противостоять этому невыгодному соотношению сил, надо было извлечь пользу из своего центрального положения, а также из предположения о такой медленности русской мобилизации, при которой Россия в первые недели войны едва ли сможет оказать на своих противников серьезное давление. Это предположение означало выгоды нанесения решающего удара по России, пока она не будет еще готова, вместе с тем оно говорило о вероятности того, что Россия сосредоточит главные силы в глубине своей территории и что удар Германии по ним вряд ли окажется действенным. К тому же горький опыт Наполеона не мог служить примером, воодушевлявшим на глубокое вторжение в Россию при ее необъятных просторах и бедной сети дорог.
Поэтому план, издавна принятый Германией, заключался в том, чтобы развить быстрое наступление против Франции, сковывая в то же время передовые силы русских – а позднее, когда Франция будет раздавлена, расправиться с русской армией. Но этот план в свою очередь усложнялся серьезным препятствием естественного и искусственного характера. Этим препятствием для вторгавшегося являлась французская граница. Узкая, протяжением лишь около 150 миль, она представляла мало удобств для маневра или хотя бы для развертывания тех масс, которые Германия предполагала бросить против своего врага. На юго-восточном конце граница примыкала к Швейцарии и после неширокой полосы ровной местности, известной под названием «Ворот Бельфора», на протяжении 70 миль она тянулась вдоль Вогез. За этим естественным барьером, удлиняя и углубляя его, лежала почти непрерывная система укреплений, опиравшихся на крепости Эпиналь, Туль и Верден.
В 20 милях за Верденом проходили не только границы Люксембурга и Бельгии, но и малоудобная область Арденн.
За исключением сильно прикрытых Бельфором и Верденом путей наступления,