Война
В оконную раму стучали и, должно быть, двумя кулаками. Матушка металась по комнате:
– Отец! Пришли!
Отец Виктор надел пиджак, открыл окно.
На грядке с цветами – батюшка Николай Кольцов. Глаза вытаращенные. На бледных щеках дорожки пота.
Светло, свежо.
– Доброе утро! – поклонился отец Викторин.
– Война! – тонким голосом закричал Кольцов. – Без объявления. Батька! Делать-то что? Служить молебен? Может, в колокол ударить?
– Война? – ужаснулась матушка, выглядывая из-за плеча мужа.
– Молотов по радио объявил. Вероломная.
– С немцами? – уточнил отец Викторин.
– С немцами. Батюшка! Не оставь!
– Открывай двери храма. Молебен служи о даровании победы.
У Кольцова глаза совсем круглыми стали.
– В какой книге молебен-то?
– Требник полистай, батюшка! Своими словами моли Господа.
Отец Николай подхватил полы рясы, кинулся бегом, топча ирисы, укроп и редиску.
– А мы о женихах на ночь глядя размечтались, – сказал Виктор Александрович, обнимая матушку, дрожащую как лист осиновый.
– У немцев-то – Гитлер!
– А у нас – Сталин, – отец Викторин коснулся пальцами листочка календаря. – двадцать второе июня. Наполеон этак начинал. В самую короткую ночь и тоже без объявления. Вероломно.
Слезы навертывались на глаза матушки.
– Ниночка-то сладко так спит! У нее во сне мир. Господи! Война. На всех невинных пропасть! – Припала головой к груди батюшки: – Скажи, победим, хоть он и Гитлер?
– Наполеона изничтожили. Наполеон всю Европу на Россию навел. Правда, на своей земле дрались. На немецкой территории воевать будет тяжко. Немцы давно к войне готовились.
Открыл Библию. Удивился.
– Книга пророка Ионы. Многотерпением, матушка, запасайся, и надолго. – Прочитал: – «И устрашились люди страхом великим и сказали ему: для чего ты это сделал? Ибо узнали эти люди, что он бежит от лица Господня, как он сам объявил им. И сказали ему: что сделать нам с тобою, чтобы море утихло для нас? Ибо море не переставало волноваться…» Дальше ты, матушка, знаешь: бросили Иону в море, и его проглотил кит. Но нам важен венец события. «И сказал Бог Ионе: неужели так сильно огорчился ты за растение? Он сказал: очень огорчился, даже до смерти. Тогда сказал Господь: ты сожалеешь о растении, над которым ты не трудился и которого не растил, которое в одну ночь выросло и в одну же ночь и пропало: Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой…»
– Да-а-а! – закивала головой матушка. – Кит проглотит нас.
– Ты принимаешь прочитанное, как ребенок! – Батюшка взял матушку за руки. – И слава Богу! Правда за детьми. Сердце все знает… чего ждать, чему быть. Ум противится. Даже Господь в Гефсиманском саду страшился Голгофы, – и замолк. – Полюшка! Я не представляю, что нас ожидает.
От взгляда ли матушкиного, от сердца ли любящего – тепло волной.
– Будем жить, батюшка. Бог жизни дает.
Проводы
Из своей Ольшаницы бабушка Евдокия Андреевна