– Спроси его, где местные? Где народ? Куда они дели местных жителей? – Ротный кивнул на пленного, которого бойцы вели с собой.
Лейтенант Поярков спросил по-немецки:
– Почему не видно жителей деревни?
– Они эвакуированы. Туда, на запад, – пояснил пленный. – Приказано было всех отселить в соседнюю тыловую деревню.
Ротный выслушал и сказал:
– Если найдем хотя бы одного убитого жителя деревни, он и все, кто еще сопротивляется, будут повешены у дороги за ноги вниз головой. Переведи.
Поярков перевел слова старшего лейтенанта Чернокутова с трудом. Немец опустил голову и ничего не ответил.
– Спроси его, почему его товарищи продолжают бессмысленное сопротивление? Неужели они не понимают, что обречены? – Чернокутов нервничал. Рота несла потери.
– Он говорит, что сдаваться никто не намерен. И что он тоже сдаваться не хотел.
– Почему?
– Потому что им сказали, что русские не берут пленных, а сразу отрезают пленным головы и всячески глумятся.
– Глумятся… Пусть молит бога, чтобы мы не нашли здесь никого из наших.
– Он спрашивает, – сказал Поярков, – что мы намерены сделать с ним. Что ему сказать?
– Ничего. Пока ничего.
Зенитка наконец замолчала.
Один из дотов забросали гранатами. Другой подожгли огнеметом. Третий все еще продолжал вести огонь.
Дом, превращенный немцами в долговременную огневую точку, стоял на отшибе. Похоже, это была школа. Или колхозное правление. Строение большое, добротное, без палисадника и огорода. Из него стреляли сразу три пулемета. Имея круговую оборону с хорошо простреливаемыми участками по всему периметру, немцы могли в нем обороняться долго.
Когда лыжники соединились с батальоном, начали совещаться, что делать дальше. Колонна, которая и без того ночь простояла перед деревней, двигаться вперед по-прежнему не могла.
– А ну-ка, Чернокутов, давай твоего немчика, – сказал комбат. – Пусть он идет к ним и обрисует их положение.
Если сейчас же прекратят огонь и вылезут – жизнь гарантируем. В противном случае будут повешены вон на той перекладине у дороги. – И комбат кивнул на бревенчатые ворота напротив дота.
Немец ушел. Прошло пять минут, десять, пятнадцать…
– Твою-раствою! Так ее и разэтак! – бушевал комбат.
Было видно, как по полю со стороны леса, объезжая сгрудившиеся подводы, пробирался трофейный серый «опель» командира дивизии. Все сразу поняли, что сейчас будет, когда генерал появится здесь.
– Живо сюда артиллеристов! – закричал комбат.
Орудия установили за кладушками дров на дистанции не больше ста шагов. Тут же повели огонь. Снаряды рвались вразброс, как попало. Пулеметы продолжали полыхать в черных амбразурах. Они казались неуязвимыми, обладающими