Не дождавшись от нее никакой реакции, Брейден продолжил:
– Нас всех тревожит то, что в последнее время вы объявили личную вендетту одному из основных кандидатов на выдвижение в президенты.
Горечь прорвалась, словно волдырь:
– Вы хотите сказать, вашему любимчику.
– Наша газета, как столичное издание, следует традиции осознания своей ответственности. В настоящий момент сенатор Хартманн очевидно является самым подготовленным кандидатом.
– Вы считаете, что настоящий момент требует отдать Белый дом тузу-психопату? Господи, Ронни Рейган всего лишь раз в два года вторгался в очередную страну, где нам нечего было делать. Этот человек… эта тварь… питается человеческими страданиями, Брейден!
Наступило мучительное молчание. Она живо представила себе выражение его молодого аристократического лица: втянутые ноздри, не соответствующие его возрасту глубокие морщины, окружающие его губы и расходящиеся от уголков глаз. Он намеренно культивировал такое выражение лица, поскольку это придавало ему солидности. Как будто в святая святых «Вашингтон пост» он почувствовал запашок собачьего дерьма.
– Нам представляется, что ваша… одержимость… не делает чести ни вам как журналистке, ни нам как газете. Ваше последнее сообщение, если удостоить его этого именования, было просто неправдоподобным. Даже если бы мы были склонны принять к печати столь дикую смесь беспочвенных обвинений и намеков, наш юридический отдел не разрешил бы нам ее опубликовать. А эта попытка Лео Барнета очернить сенатора Хартманна… Право, Сара, как вы могли позволить связать свое имя с этим, откровенно говоря, постыдным предприятием?
– Люди Барнета у меня разрешения не спрашивали, Брейден. Богом клянусь: я ничего об этом не знала.
Она вцепилась в телефонную трубку, словно только это помогало ей не свалиться. Она ощущалась у щеки холодным талисманом.
– Вы сказали мне, что эти обвинения – правда. Тем не менее уже через несколько часов сенатор Хартманн выступил с опровержением, которое мы считаем весьма убедительным.
«Потому что вам этого хочется». Она попыталась представить себе, как «Пост» принимает такое небрежное отрицание сомнительного поступка от какого-то из политиков, которых они не превозносили бы до небес. От Никсона, Робертсона или даже Буша… Да они преследовали бы его до самого края земли!
Однако она не в состоянии была говорить. Когда ей нужно было заставить собеседника раскрыться, она умела его по-журналистски заболтать. Однако когда она пыталась выразить нечто такое, что было по-настоящему важным для нее самой, слова неизменно ей изменяли.
– И, наконец, миз Моргенштерн, мы очень озабочены тем, что вы не выказали никакого намерения вернуться в Нью-Йорк. Вы – признанный авторитет по Джокертауну. Нас крайне тревожит то, что вы отказываетесь интересоваться убийством – в котором, позволю себе добавить, были задействованы