Симон закатил глаза и уставился в потолок. Бонифаций Фронвизер завидовал Куизлю, и зависть эта многие годы не давала ему покоя. С любой болячкой люди, хоть и тайком, охотнее все же шли к палачу, чем к местному лекарю. Это было гораздо дешевле, к тому же палачи считались непревзойденными целителями и, как никто другой, разбирались не только в переломах и ранениях, но и в болезнях внутренних органов. Благодаря бесчисленным пыткам и казням они знали человеческое тело лучше любого ученого лекаря.
Но прежде всего старого Фронвизера злило то, что его сын водил дружбу с палачом. От Якоба Куизля Симон получил знаний больше, чем от отца и университета Ингольштадта, вместе взятых. У палача водились книги по медицине, какие найдешь не в каждой библиотеке. Он знал каждую травинку, мог распознать любой яд и сверялся с записями, которые среди ученых считались творениями дьявола. Симон почитал Куизля – и любил его дочь. Эти два обстоятельства нередко приводили Бонифация Фронвизера в бешенство.
Пока старик поносил палача и его семью, Симон подошел к очагу, над которым еще с прошлого вечера висел котелок с горячей водой. Лекарь по опыту знал: чтобы пережить такие минуты, кофе просто незаменим.
– С теми, кто делит постель с дочерью палача, я вообще разговаривать не желаю! – Неистовство отца достигло высшей своей точки. – Удивительно еще, почему ты сейчас дома, а не со своей шлюхой…
Симон едва не смял в руках нагретый котелок.
– Отец, я прошу тебя…
– Ха! Он меня просит! – передразнил его отец. – А я тебя сколько раз просил? Сколько? Чтобы ты прекратил свои позорные похождения, чтобы помог мне с работой и женился уже на дочке Вайнбергера или хоть на племяннице Харденберга, содержателя больницы… Так нет же, сыночку моему надо с палачкой обжиматься, чтобы весь город языки точил!
– Отец, прекрати! Сейчас же!
Но Бонифаций Фронвизер разошелся не на шутку.
– Знала бы только твоя мать! – не унимался он. – Да повезло, костлявая ее раньше забрала, иначе теперь померла бы со стыда. Сколько лет мы врачами за ландскнехтами таскались… Я каждый грош экономил, чтобы сыну лучше жилось и он учиться мог. А ты? Спустил в Ингольштадте все деньги и знаешься теперь с этим сбродом!
Между тем котелок в руках Симона нагрелся так, что края его обжигал ладони, но юноша все держал его над огнем, и костяшки его пальцев побелели от напряжения.
– Магдалена не сброд, – процедил он. – И отец ее тоже.
– Он чертов шарлатан и убийца, а дочь его – шлюха.
Не задумываясь, Симон сорвал котелок с очага и швырнул его в стену. Доведенная до кипения вода с шипением расплескалась по полкам, столу и стульям, по комнате заклубился пар. Бонифаций Фронвизер ошарашенно уставился на сына. Котелок едва не угодил ему в лицо.
– Да как ты смеешь… – начал он.
Однако Симон его уже не слушал, а выбежал со слезами на глазах на улицу – там уже почти