Она вышла из маленькой двери и плотней стянула платок на голове. Прошла с ночным горшком в руке мимо запертой квартиры в нижем этаже и подумала, что бедная Ракеле умерла год назад, оставив совсем маленькую дочь. «Впрочем, лучше она, чем я».
Она прошла еще несколько метров в сторону черного колодца, закрытого канализационным люком. Дверь другой квартиры нижнего этажа, той, где жила шлюха, оказалась приоткрыта. Странно, подумала донна Винченца. Она знала, что первым уходит из дома мальчик – идет к своему родственнику, бригадиру каменщиков, учиться его профессии. Потом уходит шлюха – разорять какую-нибудь семью в магазине на улице Толедо.
Донна Винченца не устояла перед любопытством, подошла к двери, где была видна узкая щель, и положила ладонь на косяк. Дверь открылась. Старая женщина заглянула внутрь. Когда она снова смогла дышать, то закричала.
Бригадир Майоне шел быстро. Он не опаздывал, даже должен был прийти на место раньше времени. Но ему нравилось работать неторопливо: приготовить себе чашку кофейного напитка, расставить по местам полицейских, дать сотрудникам управления задания на день. И он шел быстро – потому, что был не из тех, кто опаздывает, и потому, что вес у него был большой, а он шагал вниз по склону.
Идти было недалеко. От площади Конкордия он шел по длинной улочке, которая называлась улицей графа ди Мола, а теперь был уже на улице Толедо. Оставалась всего одна минута пути до полицейского управления и до нового рабочего дня, в который он уже мысленно погрузился. Вокруг него шумел просыпающийся город – со скрипом открылись несколько ставней, пела какая-то женщина, плакал маленький ребенок. Запахи тоже были те, с которыми город просыпался: пахло пылью, экскрементами, вчерашней едой и лошадьми.
Вдруг воздух, которым дышал Майоне, взорвался от крика. Этот вопль разметал все его мысли и воспоминания. Майоне, у которого был хороший слух, понял: так кричат не во время ссоры и даже не от отчаяния, а от ужаса. Этот крик звенел у бригадира в ушах. Еще ни один любопытный не появился на балконе, а Майоне уже сжал кулаки и помчался туда, где кричали. Полицейский – всегда полицейский, и еще не было случая, чтобы бригадир Майоне сказал себе: «Рафе, не лезь в чужие дела».
Голос был женский и доносился из Инжирного переулка. Бригадир оказался на месте раньше всех. Он увидел пожилую женщину в платке на голове и с ладонью у рта, возле нее осколки ночного горшка и струйки мочи, и полуоткрытую дверь нижнего этажа. Он перевел взгляд в том направлении, куда смотрела женщина, стараясь заметить как можно больше подробностей. Дверь отперта изнутри;