– Вы тупые твари! Неужели вы не понимаете, насколько вы ничтожны! – прорычал он.
Как только мальчик добежал до матери, успевшей вырваться из рук солдат и наклониться, чтобы вновь прижаться к его маленькому телу, из дарана конрута вырвался шипящий звук луча, который, попав в спину ребенка, поразил сразу две цели. Мать и сын бездыханно лежали на земле. Секундное облегчение, которое испытал Дориус, когда конрут отпустил ребенка, моментально превратилось в гнев, наполнивший все его существо. «Держись! Держись!» – говорил он себе, не давая накинуться на безжалостного убийцу, так легко отнявшего жизнь маленького ребенка.
– Почему мальчик замолчал? – донеслось из вивалийской палатки. – Почему он молчит? – женщины кричали сквозь слезы.
Трое пленных мужчин не выдержали и кинулись на Ойруна, который, казалось, со страху был готов бежать, но через мгновение они уже лежали мертвыми с обугленными сквозными ранами в телах.
– Оставшихся отправьте во дворец Императора, – недовольно пробубнил конрут. – Сейчас же! – посмотрев на Дориуса и махнув в сторону мертвых вивалийцев, он брезгливо добавил: – Убери этот мусор.
Многие солдаты кеметинской армии, в отличие от Дориуса и его друзей, считали вивалийцев недолюдьми, которые стоят на пути будущего всей кеметинской цивилизации. Эта сцена некоим образом не тронула их. Смерть невинного дитя была лишь одним из шагов, приближающих их к цели. Прилетевшие на корабле кеметинцы завели пленных обратно внутрь и закрыли люк. Вивалийцы отправились на Черную планету.
Солдаты начали постепенно уходить с места трагедии, развернувшейся на глазах почти всей кеметинской армии. Дориус стоял не двигаясь. Он не сводил глаз с мертвых тел мальчика и его матери. Его обступили солдаты, с которыми он буквально несколько часов назад сидел в шатре и шутил над старым Мананом.
– Что нам делать, Дориус? – сказал один из солдат. – Когда же это все прекратиться?
– Выпусти нас, Дориус, – послышался измученный женский голос. – Позволь нам оплакать наших братьев и сестер.
Дориус подошел к палатке и открыл дверь. Из палатки медленно вышли женщины. Они окружили тела погибших, опустились на колени и начали тихо петь погребальную песнь:
«Не нужно мне любви бессмертной,
Не нужно славы и добра.
Я, как слеза во тьме небесной,
Что падает день изо дня.
Прости меня, моя Богиня,
За боль и ненависть мою
К моим врагам и к смерти мнимой,
Что все ж настигла меня вдруг.
Я так хотела жить счастливо,
Я так мечтала быть с тобой,
Что так насмешливо, игриво
Забыла, что такое боль.
И, наконец, упав на землю,
Прочувствовав всю эту боль,
Я зарыдала