– Кто я, и кто царь, – отвечал он им. – Неужто он меня послушает? Своей головы не лишиться бы…
Ну, да скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается: после того, как Пётр Алексеевич в мир иной отошёл, о том его приказании всё забыли, а девицу, когда и её срок помирать пришёл, похоронили честь по чести, по христианскому обряду…
Из полезных диковинок, имеющих благое влияние на дела государственные, упомяну бот, найденный Пётром Алексеевичем в годы юности его на нашем льняном дворе и называемый «дедушкой русского флота», ибо от хождения на ботике сем по измайловским прудам у государя превеликая охота к корабельному делу появилась.
«Уродцы» Петра I в Кунсткамере, Петербург
С этим ботиком связана моя третья и последняя встреча с государем Петром Алексеевичем. В тот год ботик велено было со всем почитанием перевезти в Санкт-Петербург и разместить вблизи от «внучат» – кораблей флота российского. Торжества были большие: Измайлово разукрасили флагами и лентами и расписными деревянными скульптурами, кои суть были аллегории, о славном пути флота повествующие. Пушки палили, фейерверки разноцветными огнями в небе вспыхивали; народу было приказано веселиться и кричать «виват!».
Я кричал вместе со всеми, не жалея горла, – и так громко, что государь Пётр Алексеевич среди всех иных голосов мой голос услыхал. Подойдя ко мне, государь спросил:
– Ты чей будешь, иерихонская труба? Твой «виват» громче пушек слышен.
У меня душа в пятки ушла, но я не растерялся: снял шапку, поклонился на иноземный манер, как господа в усадьбе кланялись, и отвечаю:
– Вашего величества великого государя Приказной измайловской избы подъячего Саввы Григорьева Брыкина родной сын Иван.
– Да ты совсем молодец, – ишь, как рапортуешь! – говорит государь. – Грамоте обучен?
– Так точно, ваше величество, великий государь! – кричу я ещё громче.
– Оглушил, оглушил! – схватился он за уши. – На тебе, за рвение и расторопность рубль серебряный… Смотри же, береги, на орехи на пролакомь.
– Сберегу, великий государь, не пролакомлю! – отвечаю, а у самого так руки трясутся, что боюсь рубль выронить.
Государь отвернулся от меня и пошёл далее; больше я