* * *
После того, как с уборкой было покончено, люди наконец то засобирались по делам. Хотя какие дела у нас с Колумбом? Это Тревору предстояло целый день провести на работе, а мы ехали пошататься по городу, да посмотреть, как австралийцы живут.
Судя по тому, как Борзини забрался в одну из кадок с пальмой, обвил телом ствол и уснул, ну или сделал вид, что уснул, я понял, что змей не сильно расстроился по поводу нашего отъезда. Видимо, он уже привыкший к одиночеству. Хм, а разве можно к нему привыкнуть? Мне кажется, будь я на его месте, я бы уже сошел с ума от тоски. Все таки, как хорошо, что у меня большая семья. Я практически никогда не бываю один дома, а если и бываю, то воспринимаю это как подарок судьбы. Еще бы, ведь у меня появляется возможность отдохнуть от людей.
Колумб прихватил рюкзак и фотоаппарат, ну а куда ж без него, и мы вышли из дома. Весёлое ласковое солнце играло на лёгкой ряби бассейна, а тёплый ветерок доносил сладковатый аромат чужеземных цветов. От тишины, царившей вокруг, казалось можно оглохнуть и только изредка ее нарушали людские голоса, да задорный щебет местных птиц.
Мужчины направились к гаражу, куда накануне вечером Тревор поставил машину, а я решил поздороваться с Альбертом и побежал к дереву.
– Сократ, ты куда? – услышал я вслед голос Колумба. Слава богу мой компаньон сообразительный товарищ, он сразу догадался о моих намерениях и не стал больше задавать глупых вопросов, – давай только не долго, а то Тревор из-за тебя на работу опоздает, – попросил он.
Нет, вы это слышали? Сами все утро кофий распивали, да языками чесали, а меня теперь хотят крайним запустить. Совсем совести нет у людей. Вечно норовят переложить свою вину на меня.
Я задрал голову вверх и разглядел на одной из веток коалу. Обхватив ее лапами, он дрых, как сурок.
– Эй, Альберт, – позвал я, – здоров, дружище.
Ветка закачалась, зашелестела листва и оттуда послышалось недовольное ворчание.
– Это кто там расшумелся и нарушил мой мыслительный процесс?
Вот тебе раз. Я то думал мохнатый спит, а он оказывается пребывает в задумчивости. Хм, это ж надо придумать такое обоснование безграничному сну.
– Это я, Сократ, – напомнил я на всякий случай и принялся чесать когти о дерево.
Я мечтал об этом с самого утра, но от греха подальше не стал этого делать в доме. Я же помню, как ругается Татьяна Михайловна, когда видит, что я шлифую маникюр о диван или кресло. В такие моменты, мне кажется, она готова съесть меня живьем, при чем без соли и перца. Наверняка, Тревору тоже не понравится, если я стану покушаться на его мебель.
– Ты думаешь, я за ночь забыл как тебя зовут? – фыркнул зверек.
– Да нет, я так не думал, – приврал я.
Признаться честно, пока бежал,