Своей любовью к делу, своим единодушным стремлением на общую пользу черноморцы довели свои корабли до того высокого совершенства, которому завидовали иностранные державы. Теперь, когда они могли справедливо гордиться своим созданием, приходилось собственными руками потопить эти корабли в волнах родимого моря. Решаясь на такую меру, моряки отважились уничтожить сразу то, к чему они стремились более полувека, в чем видели свое призвание, свою будущность. Громкий говор, оживлявший совет, перешел теперь в безмолвие. Все молчали, но Корнилов видел, что большинство одобряет предложение Зарина и согласно с ним он видел, что все члены совета затопление кораблей признают единственным средством к спасению Севастополя, но что ни один из них не решился произвести этого рокового слова.
Не соглашаясь с таким мнением совета, Корнилов вызвал тем самые оживленные споры. В это время ему доложили, что приехал главнокомандующий, князь Меншиков, и находится на четвертом номере (так называлась одна из батарей Северной стороны). Корнилов, распустив совет, отправился к главнокомандующему.
– Готовьтесь к выходу, – сказал он, уходя, членам совета, – будет дан сигнал, что кому делать.
Явившись к главнокомандующему, Корнилов изложил ему мнение совета и объяснил свое намерение выйти в море. Меншиков согласился с советом и приказал затопить корабли на фарватере. Корнилов отказывался исполнить это приказание.
– Ну так поезжайте в Николаев к своему месту службы, – сказал Меншиков, рассерженный таким упорством Корнилова, и приказал своему ординарцу позвать к себе вице-адмирала Станюковича.
– Остановитесь, – вскричал Корнилов, – это самоубийство… То, к чему вы меня принуждаете… Но чтобы я оставил Севастополь, окруженный неприятелем, невозможно! Я готов повиноваться вам.
Затопление кораблей было действительно необходимо. Жертвуя несколькими старыми судами, мы преграждали неприятелю всякую возможность ворваться на рейд и вместе с тем усиливали Севастополь более чем 10 000 человек матросов испытанной храбрости.
Вечером 10 сентября суда, назначенные для потопления[9], были поставлены на указанные им места.
В течение ночи приказано было свезти на берег все, что можно, а на рассвете следующего дня погрузить корабли на дно.
В восемь часов вечера на этих кораблях, по морскому обычаю, сыграли зорю и опустили флаги. Ничто не напоминало их близкой погибели, и только тогда, когда уже совершенно стемнело, экипажи их съехали на берег. Большинство матросов и многие из офицеров были грустны: им было жаль, что корабли, на которых они служили, с которыми сроднились, должны погибнуть, не померившись силами с врагами отечества в честном и горячем бою.
В полночь 11 сентября глухой треск и клокотание