Дорога вела то с сопки, то в сопку, однако сама станция располагалась выше нашего отряда, который находился у берега моря. В кузове сидели и «сибиряки», и «москвичи», мазанные теперь одним миром. Вся делёжка «ты такой, а я – другой», осталась на той стороне залива Петра Великого.
Подъехав к станции, отделение спрыгнуло с машины и Киндык разрешил до подхода поездного состава сходить в станционную столовую. Вот где все оторвались!
«Боже мой, что за запах? И это пахнут дешёвые столовые котлеты, которые на „гражданке“ никто бы никогда не купил!?» А здесь я запихнул от жадности аж пять штук, на глазах у изумлённого Вовки Шигова и отделённого. Впрочем, мой дружбан Добрый и барнаулец Саня Королёв тоже от меня не отставали. Лишь Серёга Мельников, паренёк из тюменского Урая, спавший на соседней со мной койке, почти ничего не ел. На гражданке он маялся желудком, и ему не хотелось помимо физнагрузок испытывать здесь ещё и болевые ощущения.
Закинув в себя ещё и жаренную картошку, выпив неразбавленный компот, явно отяжелевшее отделение стало томиться на солнышке в ожидании поезда.
Просвистел предупреждающий сигнал подходящего электровоза, тянущего за собой смешанный состав, состоящий из почтовых, пассажирских и грузовых вагонов. Мы рассредоточились на платформе, поджидая наш, продуктовый.
Большие двери вагона отворились и на станционное покрытие выскочили два зэка в чёрной робе, вооружённые длиннющими крючьями. Раньше я никогда не видел заключённых, отбывающих свой срок. Здесь же, вдалеке от столицы нашей Родины такое сотрудничество в работе было нормой. Пахали зеки и погранцы. Удивительно!
Сидельцы лихо вытаскивали крючьями тележки с душистым хлебом. Закончив эту работу, они переместились в вагон-холодильник и начали перекидывать в наши руки картонные коробки с замороженной навагой, на которых красовалась надпись: «Для пушных зверей». И ещё несколько бараньих туш «Made in Australia», с подозрением на кенгурятину, перекочевало в нашу «шишигу».
Поезд тронулся, мы тоже запрыгнули в машину, затеснившись у бортов, и поехали дослуживать положенное. А зеки – досиживать.
Хлеб был настолько душистым, а корочки «черняшки» маняще-хрустящими, что все, втихаря от Киндыка стали тырить хлеб и тут же набивать им рот (это вам не шиповник, который с голодухи собирали Шигов с Виноградом на фланге за стрельбищем). Костян Мурзиков сиял от счастья, поглощая аппетитные кусочки, я старался не отставать от него. Кто-то запихивал хлеб в карманы «камков» про запас. Мы были объевшиеся и наивные одновременно!
По прибытию в часть нас ждала ревизия у столовой. Главный повар, с прекрасным певческим тенором, пересчитывал каждую буханку, заглядывая в накладную. Недосчитавшись пяти штук чёрного и двух батонов белого, справедливо вопросил про недостачу. Мы вертелись как ужи, кивая на свой недосчёт или на то, что зеки нам забыли доложить,