– Обидно, когда подозревают. Обидно оправдываться.
– Да, если Вильям хотел поставить меня в неловкое положение, он этого добился...
– Я не думаю, что он хотел умирать...
Гарварт был спокоен, лицо ничего не выражало, глаза тускло поблескивали. Но где-то глубоко в нем, как в атомном реакторе на дне океана, энергия сыскного любопытства крутила турбины сознания. Он смотрел на свою гостью, пытаясь уловить вихревые токи, индуцированные брожением мысли в ее голове.
– Мне совсем не нравится, как вы на меня смотрите, – недовольно сказала она.
Она возмущалась, порываясь уйти, но словно какая-то невидимая сила держала ее на привязи.
– Извините, – изобразил смущение Ипполит. – Просто мне очень нравится ваше лицо.
– О-очень хорошо! – мятежно протянула она. И как будто опомнившись: – Только лицо?
– Нет, мне нравится все. Но рисовать я бы хотел ваше лицо...
– Рисовать?
– Да. Простым карандашом. Простой рисунок. Очень быстро... Давайте попробуем?
Он знал, что говорил. И рисовать он умел. Простым карандашом, на мелованной бумаге. Нижний ящик его стола забит был такими рисунками, но показывать их посетительнице он не стал. Вряд ли ей захочется, чтобы ее портрет пылился среди множества других.
– Вы очень странный, профессор Оксфорд.
– Гарварт... Вы будете мне рассказывать, а я буду вас рисовать...
У каждого свои странности, мысленно заметил он. У каждого своя методика работы. К тому же Яна Дмитриевна была одной из немногих клиентов, чью красоту хотелось перенести на бумагу по велению души, а не по долгу службы.
– О чем рассказывать?
– Мне бы хотелось побольше узнать о вашем бывшем муже.
Ипполит глянул на часы. Двадцать минут четвертого пополудни, до шести вечера еще есть время. Открыл средний ящик стола, достал оттуда лист бумаги, коробочку с остро заточенными карандашами.
– Вы это серьезно?
Голос ее раздраженно дрожал, но удивление в глазах безоблачное.
– Вы куда-то спешите?
– Да, в общем-то, нет.
– Вы же хотите знать, кто убил вашего бывшего мужа...
Он уже очертил мысленно контур ее лица, мысленно положил его на бумагу, сделал первый штрих.
Он спрашивал, она отвечала, а карандаш, лаская слух и убаюкивая сознание, шуршал по бумаге. И движение руки очень походило на завораживающие пассы...
Комната в общежитии была двухместной. Просторно, тихо, аккуратненько и уютно. Но с появлением Лизы все изменилось – пространство сжалось в овчинку. Нет, она не была большой и толстой, как Роза Малышева из соседней комнаты. Среднего роста, худенькая, изящная и очень даже миленькая. Но жизненная энергия била из нее ключом, не позволяя ей хотя бы на минуту остановиться, не говоря уже о том, чтобы присесть.
– Привет, я Лиза. Меня к тебе в комнату поселили... Куда это можно поставить?
Яна