Магия лунного света. Мара Вульф

его глаза были сегодня такого же цвета.

      Мы с Питером провели у скал весь день, до самого заката. Спокойное, но грозное настроение, которое море в тот день излучало, ощущалось на картине.

      – Не хочешь рассказать, что случилось с твоей матерью? – прервал мои мысли Коллам.

      Я сглотнула. Несколько недель после смерти мамы я пыталась не говорить и даже не думать о ней. Казалось, что так проще справиться с утратой.

      Коллам не давил на меня. Он просто ждал моего решения. Я посмотрела ему в глаза и поняла, что могу доверять. Я сделала глубокий вдох и начала медленно рассказывать об аварии и о том, когда я видела ее в последний раз. Коллам отложил раму в сторону и прислонился к столу рядом со мной.

      Когда я закончила, он молчал и смотрел на меня. На мои глаза наворачивались слезы, стекая по щекам. Коллам стер их с моего лица.

      – Мне так жаль, – прошептал он, обнимая меня и притягивая к груди. Я прижалась к нему. Он пах солнцем и морем.

      – Почему ты это делаешь? – я не осмеливалась смотреть на него, надеясь, что он не станет меня отпускать.

      – Ты о чем? – спросил он, гладя меня по волосам.

      – Ты игнорировал меня неделями, – напоминаю я, – а сейчас ты совсем другой.

      – Не знаю, – его голос звучал хрипло. – Когда я увидел тебя в первый раз, ты в растерянности сидела рядом с китом. Мне показалось, мы совсем не подходим друг другу.

      Я напряглась.

      – Ты даже не знал меня.

      Он улыбнулся, и мой гнев сдулся, как воздушный шар.

      – Я же сказал, у меня просто было такое чувство. Ты стояла в воде, вцепившись в кита, и я сразу же понял, что мне стоит быть осторожнее.

      – И что? Теперь ты передумал?

      – Именно, – ответил он, отпуская меня и поворачиваясь к работе. Я посмотрела на него с недоверием, но он, видимо, был еще не готов объяснить свою резкую смену настроения.

      – Почему ты не живешь со своими родителями? – спросила я, собравшись.

      Он покачал головой и коротко сказал:

      – Я никогда не знал своих родителей, – его тон не допускал дальнейших вопросов. – Эта картина нравится мне больше всех, – сказал он. – Хотел спросить… – он колебался.

      – Что?

      – Ты не подаришь ее мне?

      Я посмотрела на него. Он что, серьезно?

      – Я бы с радостью повесил ее в своей комнате, – в его голосе звучало волнение.