Во весь голос. Стихотворения и поэмы. Владимир Маяковский

в ком,

      кто в полит,

      кто в просвет,

      расходится народ в учрежденья.

      Обдают дождем дела бумажные,

      чуть войдешь в здание:

      отобрав с полсотни —

      самые важные! —

      служащие расходятся на заседания.

      Заявишься:

      «Не могут ли аудиенцию дать?

      Хожу со времени о́на». —

      «Товарищ Иван Ваныч ушли заседать —

      объединение Тео и Гукона».

      Исколесишь сто лестниц.

      Свет не мил.

      Опять:

      «Через час велели прийти вам.

      Заседают:

      покупка склянки чернил

      Губкооперативом».

      Через час:

      ни секретаря,

      ни секретарши нет —

      го́ло!

      Все до 22-х лет

      на заседании комсомола.

      Снова взбираюсь, глядя на́ ночь,

      на верхний этаж семиэтажного дома.

      «Пришел товарищ Иван Ваныч?» —

      «На заседании

      А-бе-ве-ге-де-е-же-зе-кома».

      Взъяренный,

      на заседание

      врываюсь лавиной,

      дикие проклятья доро́гой изрыгая.

      И вижу:

      сидят людей половины.

      О дьявольщина!

      Где же половина другая?

      «Зарезали!

      Убили!»

      Мечусь, оря́.

      От страшной картины свихнулся

                                          разум.

      И слышу

      спокойнейший голосок секретаря:

      «Оне на двух заседаниях сразу.

      В день

      заседаний на двадцать

      надо поспеть нам.

      Поневоле приходится раздвояться.

      До пояса здесь,

      а остальное

      там».

      С волнения не уснешь.

      Утро раннее.

      Мечтой встречаю рассвет ранний:

      «О, хотя бы

      еще

      одно заседание

      относительно искоренения всех

                                         заседаний!»

1922

      Париж

(Разговорчики с Эйфелевой башней)

      Обшаркан мильоном ног.

      Исшелестен тыщей шин.

      Я борозжу Париж —

      до жути одинок,

      до жути ни лица,

      до жути ни души.

      Вокруг меня —

      авто фантастят танец,

      вокруг меня —

      из зверорыбьих морд —

      еще с Людовиков

      свистит вода, фонтанясь.

      Я выхожу

      на Place de la Concorde[1].

      Я жду,

      пока,

      подняв резную главку,

      домовьей слежкою ума́яна,

      ко мне,

      к большевику,

      на явку