– Ух, – сказал он, протягивая руку.
– Устали на тренировках? – Серж просветил меня, что Игорь – футболист и даже тренер какой-то любительской футбольной команды.
– Нет, это фамилия моя – Ухонин. А для своих – Ух.
И после этого я никогда, даже в мыслях, не звал его Игорем. Ух умел держать дистанцию так, как её держат немногие. А ещё мне показалось, что он ярко выраженный перфекционист. Если Ух не мог в чём-то достигнуть высшего уровня, то не брался за это никогда. Кроме того, было у него очень важное качество, характерное для лётчиков в целом: он умел отличать главное от шелухи.
– Итак, насколько я понимаю, вы знаете, где лежит самолёт времён Второй мировой войны, имеющий большую рыночную стоимость, – начал Ух совершенно официальным голосом командира эскадрильи, которым он, собственно говоря, и являлся.
– Немного не так, – хмыкнул Серж. – Мы обладаем информацией, которая может помочь его найти.
Ухонин смотрел на нас с нескрываемым весельем.
– А что вы знаете о Севере, благородный дон? – благодушно спросил он голосом дона Рэбы. Неожиданно он развернулся в вертящемся кресле и ткнул пальцем в здание на другой стороне площади.
– Сколько метров до угла этой шестнадцатиэтажки? – резко спросил он.
– Да сколько… – смутился Серж. – Километр… Полтора…
Ух казался полностью удовлетворённым.
– До угла той «свечки» – там, где вывеска магазина, – триста пятьдесят метров. Треть километра, если точнее сказать.
Он вынул из ящика стола чёрный предмет с двумя объективами, похожий на недоделанный бинокль.
– Это немецкий дальномер «Лейка», – пояснил он. – Километр будет до того дальнего крана, – он ткнул пальцем в башенный кран на краю горизонта. – Можешь проверить.
– На хрена мне проверять-то? Прикинь! – изумился Серёга.
– С какой точностью в километрах ты знаешь, где лежит аэроплан? – хмыкнул Ух.
– Ну-у-у… Я даже вопросом таким не задавался… – промямлил Серж.
– Понятно. Теперь слушай сюда. И смотри. – Он снова развернулся и ткнул пальцем в противоположную от окна стену офиса, сплошь увешанную дипломами и свидетельствами на самых разных языках – от английского до арабского.
– Я поднял в воздух тридцать один самолёт, – сказал Ух голосом профессионального обвинителя на Нюрнбергском процессе. – В среднем на каждый самолёт я потратил девяносто дней рабочего времени. Только на то, чтобы восстановить его до лётного