– Ага. Смотрите, оба следа ведут к курятнику, обратно нет ни одного. Ну-ка пошли, посмотрим, откуда они ведут, – Петро уже полностью взял нити расследования в свои руки, и Маркин добровольно самоустранился, видя, что розыск в надёжных руках.
У угла следы разделились. Маленький, оказывается, вёл от входной двери домика, побольше – от сторожки. Петро остановился. Остановились и остальные, выжидательно глядя на него.
– Мне всё ясно, – заявил Петро, – Смотрите. След волочения – он не от мешка. Это волочили труп Лукерьи. Поэтому мы и не видим её обратных следов. Из дома она вышла и пошла к курятнику. Тут её и убили – обратно уже не возвращалась.
Убил мужчина – следы большие, нога не женская – в валенках – следы закруглённые. Потом он, желая скрыть труп, поволок её в кусты за сторожкой. Его обратных следов не видно потому, что след волочения трупа их заровнял … да и передвигался он спиной вперёд, волоча труп.
К кустам за сторожкой, где Алексей этот труп обнаружил, кроме следа волочения, ведут ещё много следов матросских ботинок, причём носок на них отпечатался сильнее пятки, что означает, что вы бежали.
– Так и было, – подтвердил веснушчатый матрос, – мы как крики услыхали, рванули как заяц от орла – как писал злодейски убитый царским режимом товарищ Лермонтов.
– Да погоди ты, – досадливо поморщился Маркин, – дай Петру закончить … интересно же … Петро … ты Нат Пинкертон … какой-то.
Петро покраснел. Похвала немногословного матроса была приятна.
– Есть ещё два следа солдатских сапог, – продолжил он, – большой след … и очень большой. Я смотрел – когда мы шли от кустов. Оба вели к кустам. Очень большой след – мой, посмотрите на мои сапожищи, а просто большой – Алексея. Он не соврал, обратного следа нет. И вправду вышел с утра по нужде, пошёл в кусты, увидел труп и сразу закричал. Тут же прибежали вы, братва. Похоже, Филиппыч убил, больше некому.
– Погоди, – вдруг встрепенулся Маркин, – Лукерья же с Филиппычем … тут живут … ну, Лукерья жила … понятно, в общем. … Тут же вся земля … должна быть их валенками … истоптана … Где?
– Я думал об этом, – терпеливо пояснил Петро, – Помнишь, вчера какой ветрище был? На пыли все следы и заровняло. А в ночь ветер улёгся. Все следы, что мы видели, были оставлены под утро или утром.
Так. Теперь пошли к сторожке. Хочу с Филиппычем поговорить. Только уговор – всем помалкивать и поддакивать. Говорить буду я один. Ты, Алексей, позовёшь его, как к сторожке подойдём. Нас-то он не знает.
Они подошли к сторожке.
– Филиппыч, – закричал Алексей, – ты что там, спишь? Выдь-ка на минутку, тут с тобой потолковать хотят.
– Не сплю я уже, не сплю, – раздался в ответ высокий тенорок, – Щас выйду. Отчего ж не потолковать?
В дверях появился невысокий мужичок, выглядевший именно как хрестоматийный портрет сторожа. На лице росла редкая бородёнка, одет он был в домотканые рубаху и портки, поверх рубахи по