Вот и дом Ватутиных стоит разорённый. Видать, не продали его дети бабы Нины и деда Миши вовремя, а сами жить здесь не захотели. Да и продать-то за хорошую цену не так просто: недвижимость в этом медвежьем углу стоит дёшево. Алеся подошла к дому. Забора давно не было, даже прясла утащили. Ну кому понадобились старые прясла и штакетник? Может, ребята костры жгли… На террасе двери тоже не было. А что, если зайти? Алеся ощутила юношеский азарт, с каким, бывало, с подругами и друзьями лазили по огородам. Вспомнилось, как в девяносто седьмом у дяди Гриши целую грядку морковки утащили, а потом помыли её на колонке и ели у костра за клубом.
Алеся вошла в сени и осторожно ступала по полу, предварительно ощупывая ногой подгнившие уже доски. Дверь в комнату открыта, а пол за дверью разобран. Русскую печку не тронули, и она выглядела ещё довольно крепкой. Справа от двери тянулась одна половая доска, по которой в принципе можно было проскочить в большую комнату, но уж очень ненадёжной эта половица выглядела. «Не пойду», – решила Алеся. «Не хватало ещё ногу сломать в этой заброшенной хате»!
Вернувшись в сени, Алеся обнаружила лаз на чердак с крепкой лестницей. На чердаке, куда она, конечно же, влезла, не оказалось ничего интересного, зато в самих сенях обнаружился сундук, до половины наполненный пустыми бутылками. Почему не успели сдать? Умерли или раньше того в магазине стеклотару принимать перестали? Когда бутылки принимали и платили за них хотя и маленькие, но деньги, осколки стекла не валялись: у людей была причина обращаться с такой посудой бережно.
Вышла Алеся от Ватутиных с грустным чувством. Вся жизнь этих хотя и чужих, но знакомых людей здесь прошла, а что от неё осталось? Однако мы живы! И теперь нужно дойти до магазина. Еда дома есть ещё из Петербурга, а вот сигарет мало, надо запасы пополнить. Да и посмотреть, кто торгует! Сколько Алеся себя помнила, продавщицей была тётя Даша, но это было много лет назад. А теперь, возможно, и не она работает в магазине.
И действительно,