Хохол – родимый край. Василий Николаевич Грибанов

В хате собрались все родственники, соседи, оплакивали судьбу бабушки. Слух, видимо, дошел до немцев, что бабушка наша умерла. Немцы вместе с пленными зашли в дом, выгнали всех за дверь, закрылись там и начали делать гроб. Гроб вышел широкий, безобразный. Эту работу выполняли пленные. В нашем огороде, называемом гумно, рыли могилу. Была сырая погода, а женщины стояли на улице и плакали. В это время шел по улице немецкий офицер со свитой. Остановился он и начал расспрашивать, что случилось. Переводчику объяснили, что у мамы умерла мать, а их не пускают в дом. Офицер, узнав обстановку, начал сильно стучать в дверь. Когда дверь открыли, он сильно ругался и, видимо, приказал выделить землекопов, сделать хороший гроб и помочь похоронить. Пленные после этого вырыли могилу на кладбище, где похоронены другие родственники, гроб сделали приличный и помогли похоронить. Опустили гроб в могилу и закопали.

      Не могу умолчать еще об одном эпизоде. Когда пленные рыли могилу в огороде, мама послала сестру посмотреть, где роют могилу. Пленные попросили сестру: «Девочка, принеси нам хлеба, мы же голодные». Сестра в ответ: «Как я принесу, меня немцы застрелят». Они ей говорят: «Ты к нам не подходи, воткни куски хлеба в плетень, а мы заберем». Сестра пришла домой, рассказала все маме, та отрезала ей 4 ломтя хлеба, сестра спрятала в плетне и пошла к пленным, рассказала. Потом отошла в сторонку и наблюдала. Они подходили по одному, брали хлеб, клали его в карман, и по крошке, по кусочку отправляли в рот и смотрели по сторонам, чтобы их никто не увидел.

      Бабушка умерла 20 октября 1942 года.

      Когда прошло 9 дней, мама помянула бабушку, раздала оладушки родным и соседям. Через месяц, 1 декабря 1942 года, бабушке исполнилось 40 дней. Мама напекла 40 оладушков, взяла меня с собой, и мы пошли в ригу раздавать милостыню. Что такое рига – это метровый плетень и 10 м крыша, там сушили снопы в ненастную погоду (дожди). В риге в основном находились больные, эвакуированные с города Воронежа. В это время в стране свирепствовал тиф. Когда мы с мамой подошли к риге, там стоял стон и плач. Один кричит – пить, другой кричит – есть, третий кричит – замерз! Наши солдаты пленные их грузят на подводы и говорят: сейчас напьешься, наешься и согреешься. Когда мы зашли в ригу, там в несколько рядов лежали больные. Под ними подстелена солома, лежат в одежде, а на улице в это время мороз был минус 40 градусов. Мама начала раздавать оладушки. Там, кажется, тысячи рук тянутся: дай мне, дай мне, очень многие кричат. Мама раздавала тем, которые в сознании, просили милостыню, интересовались, кого поминать. Мама отвечала: «Помяните рабу Божию Марию». Людей, которых пленные вывозили на санях, сбрасывали в специально вырытый ров живыми. Домой мы пошли другой улицей. Не доходя до того оврага, куда сбрасывали больных, стоял старичок с палкой. Мама, видимо, хотела заглянуть в овраг, он маму знал и говорит: «Матрена, бери мальчонку и беги отсюда, а то и сами там окажетесь». Мама, видно, и сама напугалась, мы спустились вниз и бегом