По дороге мы разговорились. Вопросы были привычные: откуда, куда еду, где остановился, что видел и тому подобное. Женщина, которую звали Олива, прекрасно говорила по-английски, и мы с ней быстро нашли общий язык. Ее муж, признаться не помню, как его звали, но назовем его Марин, в разговоре не участвовал и вскоре я понял, что он просто не знает английского языка. Тем не менее Олива время от времени обращалась к нему, поясняя ту или иную тему нашего разговора. В ответ он чаще всего кивал, практически не задавая наводящих вопросов, и был больше поглощен дорогой, нежели нашим разговором.
Тем временем за окном сгустились сумерки. Разговор понемногу стал затухать, и я умудрился даже вздремнуть, думая о прибытии в Оребич. К этому времени я успел просмотреть карту и понять, что путь туда неблизкий. Всего-то семьдесят километров. Тем не менее я продолжал бросать взгляд в окно в надежде, что за следующей горой окажется Оребич. Проснулся я от внезапного толчка и, взглянув в окно, увидел, что мы сворачиваем с трассы. Олива, повернувшись ко мне, сказала, что беспокоиться не стоит, поскольку она здесь выходит, а Марин едет дальше и довезет меня до Оребича. Проехав по улочкам тихого городка, если не ошибаюсь, Трстерника (Trsternik), мы остановились возле двухэтажного дома, расположенного на берегу небольшой бухты.
Олива вышла из машины и стала выкладывать свои вещи. Я тоже вылез, чтобы помочь и, взяв часть ее поклажи, отправился следом. Поднявшись по ступеням крыльца, я оказался в просторной прихожей. Справа была застекленная дверь, которую я принял за кухонную, а прямо напротив входа лестница, ведущая на верхний этаж. Вся прихожая была завалена вещами, сумками, пакетами. Олива пояснила мне, что здесь идет ремонт и поэтому так неубрано. Возвращаясь обратно к машине, я столкнулся с Марином и обалдел, взглянув на его руки. Когда мы ехали в машине, я не обратил на это внимание, но теперь я понял, почему Марин так внимательно следил за дорогой. На левой кисти у него не было двух пальцев – мизинца и безымянного, а правой руки, точнее, части ее ниже локтя, не было вообще, лишь уродливая культяпка. Но это не мешало ему тащить сетки и сумки. Конечно, я перехватил их у него, ни словом не обмолвившись по поводу увиденного. Да и что было говорить? Ведь я видел перед собой не немощного и страдающего старика, а сильного и уверенного в себе человека. Быть может, я и не прав в своих суждениях, но дальнейшее знакомство с ним только укрепило сложившееся о нем мнение.
Когда все вещи были перенесены в дом, Олива нас поблагодарила