Зато к устной речи требований меньше. В любом случае, порой полезно остановиться и подумать – а это ли слово нужно к этому месту, или всё-таки поискать ему синоним. Или вообще перестроить всю фразу, потому что по ней взгляд едет как по ржавой тёрке.
Мерзость. Не представляй.
Давай о другом. А это у нас Станиславский и его сверхзадачи. Ещё раз не открою Америку, если скажу, что самые пробирающие произведения пишутся в периоды великих потрясений. Так что если у тебя не получается склепать шедевр – это не так страшно. Возможно, что просто время нынче такое спокойное.
Ну или ты не там ходишь.
А всё почему? Потому что писатель, когда пишет, исполняет социальный заказ. Он может его осознавать, не осознавать, отрицать или искать. Более того, он даже может его сам себе формировать.
Где тут проходит грань между самоубеждением, влиянием рынка и ноосферой, я не скажу. Просто есть социальный заказ и всё. Без него у тебя не особо задастся – потому что тебя никто толком не поддерживает.А на чистом любопытстве и писчем спазме далеко не уплывёшь.
Конечно, высший шик – это когда ты начинаешь ловить сигнал из ноосферы, и твои письменные предсказания начинают сбываться, пусть и с недохлёстом. Но это мало кому выпадает. Да и небезопасно это – быть пророком в своём отечестве.
Так что не удручайся, если не получается проникновенно до самых печёнок. Самая выразительная книга, которую я читал, занимает едва тридцать страниц, является результатом наблюдений всей жизни и стоила автору её остатка.
Мы размениваем свежесть впечатления на мастерство сложения слов и качество передачи чувства. Мы меняем потенциал и тепловую энергию души на кинетику слов. И в общем, ничем радикально от тех же учёных не отличаемся.
Те же граммы добычи – годы труды. Кто? Правильно, Маяковский.
Да, к слову о птичках.
Не прессуй читателя.
Все эти вызовы прогрессивной молодёжи ретроградному и прогнившему обществу, ультрамодернизм и послезавтрашнее новаторство… ой, сколько раз это всё было. И остались от всего шума отдельные столпы вроде Маяковского пополам с Есениным и их формой стихосложения. Ну и всякие неприятные типы вроде Олеши.
Поиски себя и новых направлений в искусстве – это хорошо. Но очень часто за ними скрывается такая неглубокая, в два пальца, мысль и такая простая мотивация, что аж противно. И все твои попытки выпендриться и вывернуться мехом наружу приходится воспринимать ни в чём не повинному читателю.
И при всём этом, во многом писатель – это человек, которому не с кем поговорить. К нам приходят разные мысли – большие и маленькие, добрые и страшные, хорошие и не очень. Но все они приходят к нам до ужаса невовремя. И наш внутренний сдерживатель не позволяет дёргать по таким поводам невиновных окружающих.
Но мысли-то никуда не деваются. И мы остаёмся один на один со своими страхами, опасениями, надеждами, решениями и противоречиями. И не в силах сбросить напряжение на других, сваливаем всё это в котёл и варим из этого суп