– Дорогая, что с тобой? – озабоченно спросил Азон.
– Так, милый, ничего! – она вытерла слезы платком, затем добавила, – Ведь ты же знаешь, что такое служба, уж слава Богу, наслышана. – И она уставилась в прозрачный свод кабины. Ее прекрасные глаза взвелись вдруг к небу, а с полуоткрытых губ вырвался легкий вздох, означавший на женском языке недовольство.
– Дорогая Ани, – поспешил на выручку Эфес, – с этого момента вашим неудачам пришел конец и черт побери, не будь я Эфес, если ваш будущий супруг не докажет вам этого.
Но Ани и бровью не повела.
– Азон, – обратился он к другу, – ты знаешь что-нибудь о Думаре?
– Ровным счетом ничего определенного, одно мне известно, что была какая-то стычка между торговцами наркотикотиками в Наями с демонстрантами Шомона. Это общество, о котором мечтал Думар. И ты знаешь, один из них разогнал с десяток вооруженных цепями и ножами головорезов, а сам пожелал остаться неизвестным.
– Давно это было?
– С год назад. Ани, ты помнишь? Об этом еще шумели газеты. – Ани, сделав безразличное лицо, уточнила: – В июне прошлого года.
– Ах, да, я, возился тогда с мотором и был там по случаю приобретения запчастей.
– Узнаю почерк Думара. – Сказал Эфес. Самолет Азона рулил по дорожке к конторе «Грифс и Сова». Толстяк с любопытством наблюдал за неожиданным гостем.
– Эй, Грифс! – не успев спрыгнуть на траву поля, крикнул ему Эфес. – Седлайте вертолет, доставите меня в полицейский участок!
Грифс не шелохнулся. Его физиономия выражала тупую непроницаемость. Простившись с друзьями. Эфес захлопнул дверцу самолета и зашагал к самодовольному хозяину.
– Придется вас расшевелить. Грифс. – С этими словами Эфес достал передатчик-удостоверение со своим кодом офицера личной охраны Президента. Это мгновенно возымело действие, толстяк тотчас стал по стойке смирно и одеревеневшим языком выпалил: – Есть, Господин!
Начальник полицейского управления Наями сидел за письменным столом, заваленным папками и письмами, в душном кабинете, периодически вытирая пот носовым платком с вспотевшего затылка. Свет жаркого дня проникал сквозь зарешеченное окно, наполняя комнату, и без того душную, уличной жарой. Скука, жара и долг службы, заставлявший высиживать дни в своем кабинете, наложили на этого человека печать безразличия ко всему, даже к самому себе, о чем свидетельствовал беспорядок, царивший вокруг.
В один из таких бесчисленных однообразных дней дверь кабинета отворилась и на пороге перед сонным взглядом начальника полицейского управления вырос человек с живым умным взглядом зеленых глаз. Незнакомец бесцеремонно окинул кабинет и, удовлетворенно кивнув головой, представился: –