– Я тебя до дома доведу… У тебя аптечка есть?
– Да уезжай ты мать твою… – попытка крика оборвалась жалобным стоном.
– Ладно, ладно, извини друг.
Уже темнело, побои жгли лицо, подступало похмелье, горькая обида сменилась чувством мести, придавшей смелости против уличных собак, скуливших, лающих и гремевших посудой в борьбе за объедки на уличном столе.
Пара тройки неудачливых собратьев стерегла его, напоминая шакалов, ждущих беззащитной слабости жертвы. Но Евгений вскочил, выдернул палку из поленницы и разогнал стаю, переиграв её в ярости.
***
Без первоначального энтузиазма Евгений приступил к тестированию своей программы. Он вывел на монитор результаты программы, работавшей круглосуточно. Результаты поразили: его ожидало около десятка сообщений, первые с пометкой опасно.
Он открыл первое предупреждение, датированное днём, когда его безвинно избили гости. Программа имитировала разговор между двумя молодыми мужиками, не похожих на «мудаков», избивших его, поскольку ни их фото ни их как потенциальных участников в его судьбе в базе данных не имелось.
И всё же программа точно предвидела событие с их участием, что вдохновила Евгения. Если бы он следил за ней, мог бы избежать неприятности.
«Он отойдёт, и мы его отхерачим», говорил один из них.
«Я бы его прибил, умник б…ь Пятая колонна…», поддакивал другой.
Он открыл другое предупреждение, датированное двухнедельной давности. Монитор изобразил его возлюбленную Ингу, говорившей с людьми, лица которых были выбраны наобум программой, поскольку их не было в базе данных. Но судя по всему это были те двое, избившие его и девица со своим молчаливым мужем, также бывших у него в гостях.
«Да я прощаю его», говорила Инга с притворным великодушием.
«Поматросил, поматросил, да бросил. Тебя все любят и уважают. У тебя отличное будущее, а он с тобой обошёлся как с уличной девкой», – возмущался женский голос.
«Да по нему видно, что он гнида. Ходит на „умняке“, ни с кем не общается. Недоволен нашей страной. Я говорит – космополит. Таких отстреливать надо», вмешался мужской голос.
«У него родители солидные», то ли оправдывала, то ли хотела предупредить Инга, хотя с химерической интонацией.
«Так он ими и прикрывается. Думает, что его нельзя тронуть», опять вмешался мужской, по садистски хладнокровный голос.
«Мой двоюродный брат – его друг. Получиться, что я подстрекала, если он обратиться в ментовскую контору», возразила девица.
«И что? Зато мой брат «мент». И писать «заяву» в «ментуху» на своего «дружбана» – первейшее западло. Даже менты этого не поймут. Можно тёмную устроить и почки поодбивать…», продолжил возражать молодой мужской голос.
«Ну ты разошёлся. Руки ещё пачкать об это дерьмо», снова