– Оооо, с этого и нужно было день начинать, а то сидишь тянешь, – довольно протянул Михаил.
Его настроение сразу улучшилось, а глаза заблестели.
Он вынул из кармана фуфайки стопку, обтер ее о рукав и дунув в нее, принялся наливать водку.
– Ладно, не хочешь не рассказывай, – наливая из бутылки содержимое, сказал он.
– Свою давай, чего сидишь?
– Не, – я пока не буду, – отмахиваясь рукой, ответил я.
Мужчина, посмотрев на меня, поставил бутылку на землю – сказал: «ну как знаешь» и махом выплеснул стопку в себя.
– Ооох хороша, – занюхивая рукавом, прорычал он.
Я протянул ему конфету в ярко-красной обертке.
Михаил спешно ее развернул и откусил половину.
– Спасибо.
Отойдя от послевкусия, он вновь закурил и принялся смотреть куда-то вдаль, как будто разбирая по полочкам и компонентам состав выпитой жидкости у себя в голове. Ну знаете этот «умный взгляд», слегка с прищуренными глазами, в думках о смысле бытия, у людей, которые выпьют пару стопок. Вот у него был такой же.
– Денек, может два постоит ещё тепло-то, а потом всё, зима.
Он посмотрел на небо.
– Последние отголоски лета остались, – с грустью добавил мужичок.
На кладбище в этот день пришло много народу. Многие плакали. Их умершие родственники, друзья, сидели рядом и слушали их рассказы. Жалобы, истории, воспоминания.
Люди приходили и уходили. Души умерших провожали их до ограждения кладбища, протягивая им в след свои руки, и уходили опять к себе ждать.
Вновь и вновь прокручивая их слова у себя в голове. Как и я.
Я всё обдумывал слова отца, думал о маме.
Они мне снились сегодня. Вместе.
Всё бы отдал, чтобы сейчас уехать с ними на дачу.
А мужичек всё пил, что-то говорил.
Я его особо и не слушал.
Я просто думал и смотрел. Вдаль, на людей, на «жителей» кладбища.
Как они хаотично переплетались друг в друге. Люди проходили сквозь их и не замечали.
Они скучали. Все. И живые, и мертвые.
Я скучал тоже. Мужичок скучал по-своему.
Он от того и пьет, наверное, чтобы заглушить всё это, так что пусть его сын чаще приносит ему выпивку. Это ему помогает. А я не буду противится этому и осуждать его.
Да, он свыкся уже со многим. За пять лет здесь многое услышишь и узнаешь. Держать это все в себе невозможно. Можно и с ума сойти.
Вот он и избавляется алкоголем. Находит себе какие-то занятия, а не просто сидит и ждёт. Ходит общается, знакомится с «жителями» нашего кладбища.
Ожидание убивает.
Как он и сказал, что это тоже жизнь, только в другой ее форме. Есть живые и есть мы. И все здесь – на одной земле.
Я начинал это понимать и осознавать с какой-то горечью. То, что сейчас – это не изменится. Когда мы живы, мы знаем, что однажды умрем. Там есть какое-то стремление. Стремление успеть жить. А тут нет ничего. И это теперь навсегда.
Видеть,