– Есть ли какой-то конкретный след, который вы проверяете?
Молоденькая газетчица, задавшая этот вопрос, напряженно ждала, что он ответит.
– Ничего такого, что мы на данный момент могли бы прокомментировать, – сказал Мельберг.
– Попал ли в подозреваемые кто-либо из членов семьи? – последовал вопрос репортера из конкурирующей газеты.
– В настоящий момент мы не отвергаем никаких вариантов, однако у нас нет ничего конкретного, что указывало бы в определенном направлении.
– Идет ли речь о преступлении на сексуальной почве? – снова спросил тот же репортер.
– В это я сейчас не могу вдаваться, – туманно ответил Мельберг.
– Как вам удалось определить, что это было убийство? – вступил в разговор третий из присутствующих журналистов. – Указывали ли на это какие-либо внешние повреждения?
– В интересах следствия я не могу отвечать на этот вопрос, – сказал Мельберг и заметил, что на лицах журналистов отчетливо проступило разочарование.
С прессой всегда ходишь словно по лезвию ножа. Нужно сказать достаточно, чтобы они почувствовали желание полиции сотрудничать, но в то же время ограничиться тем объемом информации, который не слишком затруднил бы работу следствия. Вообще Мельберг считал себя мастером в соблюдении должного баланса, но сегодня ему было трудно сосредоточиться. Он не знал, как отнестись к сведениям, которые ему сообщили в письме. Неужели действительно правда, что…
Один из репортеров смотрел на него выжидательно, и Мельберг понял, что прослушал последний вопрос.
– Простите, вы могли бы повторить? – смущенно попросил он, и репортер взглянул на него с удивлением. Они уже не раз встречались по сходным поводам, и комиссар всегда важничал, разговаривал высокомерно и никогда не был таким немногословным и рассеянным, как сейчас.
– Я спросил, есть ли у родителей в наших краях причины беспокоиться за своих детей?
– Мы всегда рекомендуем родителям хорошо присматривать за детьми, но я хочу подчеркнуть, что это событие – не повод для массовой паники. Я убежден в том, что мы имеем дело с единичным случаем и преступник скоро будет пойман.
Он поднялся, подавая сигнал об окончании аудиенции; журналисты покорно собрали свои блокноты и авторучки и стали откланиваться. Они понимали, что могли бы нажать на комиссара посильнее, но в то же время для местной прессы было важно сохранять хорошие отношения с полицией. Действовать нахраписто они предоставляли столичным журналистам. Тут все были соседями, и дети журналистов ходили в те же спортивные клубы и учились в одном классе с детьми интервьюируемых, так что ради доброго согласия приходилось жертвовать желанием писать разоблачительные статьи.
Мельберг удовлетворенно откинулся в кресле. Несмотря на его сегодняшнюю