Стрёмстад, 1923 год
Прикинув мысленно, как лучше всего расколоть камень, он стукнул молотком по клину. И рассчитал правильно: кусок гранита раскололся именно так, как он задумал. С годами он приобрел нужный опыт, хотя это можно было приписать и врожденному таланту. Это уж либо есть у тебя, либо нет.
Андерс Андерссон полюбил гору с первого дня, как мальчонкой пришел на каменоломню и нанялся в работники, и гора отвечала ему тем же. Но его ремесло забирало у человека много сил и здоровья. Каменная пыль с каждым годом все больше разрушала легкие, а отскакивающие крошки гранита могли в одночасье или постепенно лишить зрения. Зимой приходилось мерзнуть, а поскольку в рукавицах много не наработаешь, то пальцы от стужи коченели так, что чуть не отваливались, зато в летнюю жару на солнцепеке приходилось обливаться потом. И все же он не променял бы это дело ни на какое другое. Чем бы Андерс ни занимался: тесал ли «двухгрошовые» – четырехугольные плиты, которыми мостят дороги, также называемые просто «бруски», – выполнял ли более квалифицированную работу, он всегда с любовью относился к своему тяжелому, а зачастую мучительному труду, ибо сознавал: для этого он и родился на свет. К двадцати восьми годам у него уже болела спина и одолевал отчаянный кашель, когда случалось хоть немного промочить ноги, однако стоило ему сосредоточиться на своей работе, как саднящая боль уходила, а оставалось только ощущение угловатого твердого камня в руках.
Самой лучшей горной породой из всех, какие он знал, был гранит. Подобно многим другим каменотесам тех лет, Андерс приехал в Бухуслен[3] из Блекинге[4]. Блекингский гранит гораздо труднее поддавался обработке, чем тот, что встречался в соседствующих с Норвегией областях, поэтому каменотесы из Блекинге пользовались особым уважением благодаря тому мастерству, которое приобрели, работая с более неподатливым материалом. Вот уже три года он трудился здесь, и с самого начала его тянуло к граниту. Его пленял этот розовый тон на сером фоне и то, что тут надо было еще исхитриться, чтобы камень правильно раскололся. Иногда он за работой принимался беседовать с камнем, уговаривал его, когда попадался особенно сложный кусок, и ласково поглаживал, если камень был податлив и уступчив, как женщина.
И не то чтобы женщины им пренебрегали. Подобно всем другим каменотесам, он не отказывался от этого удовольствия, когда подворачивался случай, но ни одна женщина не полюбилась ему настолько, чтобы сердце в груди забилось от радости. А раз так, то можно и обойтись. Его вполне устраивала холостяцкая жизнь, остальные рабочие хорошо к нему относились, товарищи часто приглашали в гости, и там ему удавалось угоститься домашней едой, приготовленной женскими руками.