По мнению Уильяма, самое малое, что он мог сделать, дабы отработать полученный гонорар, это отправиться в Бунгало, где проживает мистер Берт, и выразить ему порицание за тяжелый проступок – заточение бедного мистера Гэтти в часовне. И потому, несмотря на сумерки и противный моросящий дождик, а также на то, что до Бунгало было мили полторы и дорога туда проходит через каменоломни – место уединенное и опасное, и, если верить деревенским, кишащее привидениями, – он бодрым скаутским шагом, в лучших традициях американской приключенческой прозы, двинулся к резиденции Берта. Я, как уже сказал, логики тут не усматриваю, но Уильям считал, что поступает совершенно правильно.
О приходе Уильяма хозяину доложил Фостер Вашингтон Йорк, здоровенный негр – единственный слуга в доме.
Берт устроился в удобном кресле, а на коленях у него сидела Кора, и ни тот, ни другой не шевельнулись, когда слуга объявил о приходе Уильяма. Они только улыбнулись гостю, и Берт спросил:
– Привет! Зачем пожаловал?
А Кора, которой Уильям немедленно начал восхищаться, сказала:
– Садись, будь как дома. Пирожное хочешь? Эй, чумазенький, принеси-ка пирожное!
Появился Фостер Вашингтон Йорк с пирожным, и Уильям присел на ближайший стул. Никогда еще, признавался он позже, не приходилось ему попадать в столь затруднительное положение. Он пришел, чтобы обвинить Берта в покушении на жизнь Гэтти, а теперь, оказавшись лицом к лицу с этим здоровенным белобрысым весельчаком, явно прекрасным спортсменом, который к тому же словно какой-нибудь восточный владыка держал на коленях самое прекрасное в мире существо, мальчик понимал: ужасно глупо обвинять его в покушении на такого ничтожного червяка, как Гэтти.
Наконец Уильям сказал:
– Вы, наверное, удивляетесь – зачем я пришел?
– Да нет, чего там, – заверил Берт. – Ты ведь сын викария?
– Племянник, – поправил Уильям, и воцарилось молчание. Потом Кора вскочила и, открыв дверь, велела Фостеру Вашингтону Йорку нести ужин.
– Ой, мне пора, я пойду. – Торопливо расправившись с пирожным, Уильям поднялся.
Прекрасная богиня рассмеялась, толкнула его обратно на стул и чмокнула в щеку.
– Ничего подобного! – заявила она. – Такой славный мальчуган уж точно не откажется заморить червячка.
Если верить Уильяму, то был самый страшный момент в его жизни, но он смог выдавить:
– Я… мы выпустили из часовни мистера Гэтти, и вы не думайте… мы знаем, что это ваша работа!
– Ну-ка, ну-ка. – Берт подался вперед.
– Он заключил с вами пари, – в отчаянии пояснил Уильям, – что не побоится остаться запертым в часовне. Просто ужасно – бросить вот так человека одного. Ведь могло и убийство выйти, разве нет?
Берт засмеялся и сказал, что в таком свете он случившееся не рассматривал.
Тут вошел Фостер Вашингтон Йорк и стал накрывать на стол. Появилась дичь, всевозможные салаты, большой кувшин с компотом и еще один со сливками, печенье,