Эксперименты! Миссии по всему миру! И все – по особому приказу Галины Краузе… Эбнер снова слышал, как пересыпаются эти проклятые шарики.
– Австрийский транзит? О, да! – сказал Эбнер и направился к двери во внутреннюю лабораторию, чьи стены из тонированного стекла почти не пропускали солнечных лучей.
– Доктор, простите…
Эбнер остановился и чуть повернул голову.
– Что?
– Я хотел спросить про двенадцать объектов… Почему именно сейчас? Ведь прошло уже столько времени.
Эбнер задумался, стоит ли отвечать. Не обезоружит ли это его самого? Ведь молчание – тоже власть. Особенная – но власть. Этому он научился у мисс Краузе.
Но оказать кому-либо доверие – тоже проявление власти… На данный момент Эбнер решил держать дистанцию.
– Мисс Краузе считает, что дело срочное. Существует порядок приоритетов.
Гельмут Берн потер рукой небритый подбородок.
– Вы хотите сказать, есть определенный график?
Я хочу сказать то, что говорю!
Эбнер решил закрыть тему.
– Вся наша жизнь – график. Изволь укладываться в свой, – сказал он и остался доволен тем, как прозвучал ответ, хотя и сам не вполне понял, что это значит.
Гельмут Берн прикусил язык, отвернулся к монитору и больше не высовывался.
Эбнер вошел в открытую дверь внутренней лаборатории.
Половину помещения занимала пушка – а как еще назвать эту штуку? В центре огромного колеса со спицами из платинового сплава громоздился узкий стальной цилиндр, обвитый спиралью ультратонкого световолокна. У стены напротив сидели в клетке белые мыши – самые умные из пациентов лаборатории. Эбнер усмехнулся. Там, куда они попадут, сообразительность им все равно не поможет…
Двери лифта открылись. Безымянный водитель высунулся оттуда и нашел взглядом Эбнера.
– Пора!
Эбнер покинул внутреннюю лабораторию.
Пора, всегда пора…
Возле рабочего места Гельмута Берна он опустил руку в чашу с уже теплой водой, вынул, стряхнул капли.
– Эту бесценную чашу я должен вернуть мисс Краузе, – сказал Эбнер, глядя на молодого ученого. – Без воды.
– Сэр?
– Опорожните ее, – пояснил Эбнер как можно мягче.
– Сэр? – переспросил Берн, отодвигая стул.
– Прямо сейчас.
Гельмут взглянул сначала на безымянного водителя, ждавшего в лифте, затем на Эбнера и взял чашу. Он поднес ее к губам и выпил до дна.
– Можете не благодарить, – сказал фон Браун.
А Берн промычал в ответ:
– Спасибо, доктор фон Браун.
Эбнер не сдержался – губы сами расплылись в тонкой улыбке. Возможно, «Исландия» – и правда самое подходящее место для Гельмута Берна?
Он забрал него чашу, взял со стола серебристый кейс, шагнул в лифт и нажал кнопку.
Глава двенадцатая
Берлин