Идеальная любовная ситуация – это не просто иметь гарем, а такой, который состоит из женщин, что сами себя содержат. Но самое главное – они должны содержать ещё и меня.
Только в позиции 69 оказываешься поистине лицом к лицу.
Один читатель, пробежав глазами мою вещицу о Хефнере и Плейбое[22], удивился тому, что я взялся писать о человеке, о котором написан целый лес всевозможной бумаги, не говоря уже об электронных вселенных.
Я ему ответил, что каждый писатель создаёт свою особую биографию, ибо в каждой биографии отражается личность писателя и прежде всего в выборе того, чью жизнь он взялся описать, не говоря уже о стиле, проставленных акцентах, личных комментариях и интерпретациях фактов.
Вот я и придумал афоризм: биография – это автобиография.
С другой стороны, человек, пишущий автобиографию, как бы он ни был искренен или скрытен, никогда не может до конца избавиться от мысли о том, как другие взглянут на его автобиографию, как они будут реагировать на его откровения, постыдные дела, тайные фантазии или прилизанные проблемы. Именно возможная будущая реакция общества заставляет пишущего автобиографию либо скрывать что-то, либо приукрашивать, либо, наоборот, быть слишком откровенным в желании, часто неосознанном, вызвать резкую реакцию общества на его повествование. Поэтому при написании автобиографии в авторе всегда присутствует некая сторонняя личность, которая наблюдает за его исповедью и реагирует на неё от имени общества. Общества, которое всегда является редактором любой автобиографии и стремится написать свою собственную биографию этого автобиографа.
Так что у меня родился второй афоризм: автобиография – это биография.
Иду-гуляю по дорожке. Вдруг вижу: передо мной лежит мужская перчатка, кем-то утерянная. Я перешагнул через неё и пошёл дальше.
А будь это XIX век, я решил бы, что кто-то бросил мне перчатку. Пришлось бы её поднять и нестись-разыскивать секунданта.
В моей советской юности, которая была пронизана поиском импортных товаров, витал идеологический укор стилягам, произнесённый словами Сергея Михалкова:
А сало русское едят!
Можно было подумать, что прилавки гастрономов завалены американским, немецким, французским и прочим салом, а сбоку припёка скромно, но с достоинством лежит ошмёток русского сала, и, чтобы купить именно его, выстраиваются длинные очереди. А импортное сало приходится выбрасывать на помойку, ибо всё население, включая стиляг, как только дело доходит до сала, то покупает обязательно русское.
Подобный укор с салом можно было бы легко распространить на русские автомобили, русские холодильники, русские телевизоры и на само русское гражданство. Но тогда абсурдность такого патриотического