Любовь восхищалась Америкой и потому была очень чувствительна ко всякого рода проявлениям пренебрежения со стороны соотечественников к её новой родине. Её любовь к Америке как раз и была той основной причиной, по которой она избегала бывать в эмигрантской среде. Ей, женщине с железной логикой, был отвратителен парадокс: бежать из ненавистной России в Америку, чтобы, будучи в ней, опять оказаться в России, то есть среди тех же людей, только с ещё сильнее проступившими омерзительными чертами нового советского человека. Ехала-ехала, летела-летела, «а с платформы говорят: “Это город Ленинград”». Нет, ей были нужны только американцы.
В России слову «Израиль» оправдательно предпосылали определение: историческая родина. Люба называла Россию своей физиологической родиной. А зато Америку она считала родиной духовной.
И вот, несмотря на такое любовное отношение к Америке и такое ненавистное отношение к России, она тосковала по русской сексуальности. Единственный и огромный российский недостаток – отсутствие места, где эту сексуальность отправлять, был неведом Любови, поскольку у неё всегда была отдельная квартира. Оставались только неоспоримые преимущества: всегда готовые и ненасытные мужчины, жаждущие её, не обременённые ни чувством вины, ни семейными, ни религиозными, ни нравственными обязательствами. Её магическая фраза: «Давай ебаться» поставляла ей мужчин в любом количестве и качестве. Один поэт даже сочинил ей мадригал:
Любовь, ты чудо красоты,
и плоть твоя благоуханна!
Жила бы на Востоке ты,
была б звездой гаремов хана.
Но Запад – он и ценен тем,
что вывел женщин из пучины,
и, увидав тебя, мужчины
попасть мечтают в твой гарем.
Но остались у неё в России и неудовлетворённые мужчины: ревнивцы, обманутые, жаждавшие, но не получившие её столько, сколько хотели. Об их мстительности и злобности ей вспоминать не хотелось.
Материнское чувство у Любови было полностью удовлетворено одной внебрачной дочкой Миррой, о которой она заботилась в той же степени, в какой была беззаботна в отношениях с мужчинами. В результате выросла умная, воспитанная, полногубая и, что не менее важно, привлекательная девушка. Несмотря на то, что мама и дочь в открытую говорили о сексе, Мирра воспринимала похождения мамы с напряжением, что выражалось в излишне критическом отношении к профессиональным достижениям Любы. Мирра, посещая оперу или концерт, где выступала мать, едко критиковала ту за погрешности, которые зорко замечала. Мирра всегда разговаривала в миноре, недовольным голосом, улыбалась с грустинкой и даже во время оргазма, которого она недавно