Монашка вздернули на ноги, сунули емкость. Тот сначала головой мотал, потом присосался – не оторвать.
– Хорош! – скомандовал Сергей. – Отберите у него корчагу. Ну как, божий человек, полегчало? Давай, рассказывай…
И монашек, сбиваясь, поведал о том, что случилось.
Церковь их была – при ромейском подворье. Но не внутри, снаружи. Нынче после заутрени, когда братия села к трапезе, в церковь ворвалась толпа. По словам монашка – огромная. Сразу стали крушить да бить. Священнослужителей, монахов, служек… Настоятелю разбили голову дубиной…
Некоторые пытались спастись на ромейском подворье, но там заперли ворота и не впустили никого. А он, монашек, сумел вырваться и убежать. За ним гнались, но не догнали. А он вот – сюда…
Тем временем во дворе собрались духаревские гридни. Десятка два. Остальные – где-то в городе… гуляют. Собирать некогда.
– На коней!
Ему тут же подвели Калифа.
– Батька, я с тобой! – подал голос Богослав.
– Нет, – отрезал Духарев. – Ты, Славка, останешься здесь. Если что, кто мать защитит?
С виду Богослав – совсем мальчишка. Однако ж не мальчишка. Отрок. Юный воин.
– Погоди, муж, вот возьми! – Слада сунула Сергею кринку с молоком, горячую еще краюху…
– Спасибо! – Духарев поцеловал ее нежно, как прежде. – Ничего не бойся, моя хорошая! – глянул через плечо жены на Рёреха… Тот кивнул: не беспокойся, воевода, обережем твою хозяйку.
У ворот Горы толпился народ. С десяток воев (против обычных двух) перекрывали дорогу наверх. Гридни были Святославовы, причем из ближних, покрытые шрамами опытные рубаки. А ведь еще вчера здесь стояли два безусых отрока из Ольгиной дружины.
– Назад, сдай назад, не напирай… – лениво покрикивали они, беззлобно отпихивая древками самых настырных.
Наверх пропускали только тех, кто жил на Горе, челядинов.
Духарева узнали, поприветствовали.
– Кто вас на стражу ставил? – спросил Духарев. – Князь?
– Он.
– А сам где?
– Там, – десятник махнул в сторону Подола. – Дорогу! Дорогу воеводе!
Толпа нехотя раздавалась. Чья-то проворная рука сунулась цапнуть золотую висюльку с узды воеводы. Свистнула плеть. Брызнула кровь. Воришка завопил, схватившись за рассеченное лицо. Толпа зароптала…
В ту же секунду мечи духаревских гридней покинули ножны.
– Р-разойдись! Постор-ронись! – звонко и яростно хлестнул по ушам голос Велима.
Толпа отпрянула, раздалась к заборам.
Духарев скользнул взглядом по лицам, злобным, испуганным, – никого не узнал. Неудивительно. За десять лет население Киева и пригородов увеличилось раз в пять. И большую часть из этих десяти лет Духарев провел в дальних походах…
Ничего не сказал воевода. Молча двинул коня вниз по улице. Дружина – за ним.
За городской стеной, на ярмарочном поле у Соляных ворот, собралась изрядная толпа. И толпе этой, похоже, было наплевать, что по ту сторону поля, оттуда, где