А вот место в новой полиции – явная интрига Вала. Хочет, чтобы я выглядел как идиот.
– Твоя помощь мне не нужна, – заявил я.
– Нет? – усмехнулся Вал, ухватившись за свою подтяжку.
Хорошенько подумав, я сел в кровати. Комната закружилась, будто я был майским шестом, виски обожгло пламя.
«Все не так плохо, как кажется», – подумал я, собрав остатки своего тупого оптимизма. Иначе и быть не может. Однажды, в десять лет, я уже потерял все, и знал множество людей, с которыми случилось то же самое. Они поднимались и шли дальше. Или поднимались и слегка меняли направление.
– Я снова пойду работать барменом, – решил я.
– Да ты вообще понимаешь, сколько народу лишилось работы?
– В гостиницу или в какой-нибудь из лучших устричных погребков.
– Тим, а как твое лицо? – резко спросил Вал.
В воздухе запахло серой. Мое горло перехватила горячая и зернистая ярость.
– Как будто меня шлепнули утюгом, – ответил я.
– Думаешь, оно наряднее, чем ты чувствуешь? – уже спокойнее усмехнулся он. – Малыш Тимоти, у тебя неприятности. Ты схлопотал порцию горячего масла на заметное место. Хочешь присматривать за баром на задах какой-нибудь бакалейной лавки? Удачи тебе. Но скорее тебя возьмут в музей Барнума, «Человеком, который потерял часть рожи», чем доверят бар в гостинице.
Я сильно прикусил кончик языка и почувствовал кровь.
Я больше не думал, как же заработать денег, чтобы не пришлось есть чертово куриное фрикасе Вала. Мой братец умеет готовить ничуть не хуже, чем убирать. Я даже не оценивал свои шансы продержаться на ногах столько, сколько нужно, чтобы врезать Валу кулаком в живот.
«Нет, – размышлял я, – кажется, всего два дня назад у тебя была куча серебра и целое лицо».
Я жаждал Мерси Андерхилл так, как жажду дышать, и в тот же миг надеялся, что она никогда больше меня не увидит. Мерси есть из чего выбирать. А я из мужчины с немалыми преимуществами превратился в парня сомнительной репутации. Все мое имущество теперь – шрам, при мысли о котором я покрывался холодным потом. Да, а еще – недостойный брат, который зарабатывает себе на хлеб, вышибая мозги из мрачных фрачников-вигов.
– Я тебя ненавижу, – очень тщательно выговорил я Валентайну.
Приятно, как паршивый виски, обжигающий горло. Горько и знакомо.
– Тогда соглашайся на эту чертову работу, и тебе не придется спать в моей норе, – посоветовал он.
Валентайн взъерошил свои рыжеватые волосы и прошелся к столу, налить себе рома. Полностью, всецело непробиваемый. Меня бесил брат, но эта его черта бесила меня сильнее всего. Если его хоть на гнилую фигу волнует моя ненависть, так пусть, Христа ради, он это