Капитан, смущенно улыбнувшись, собрался было отойти, но кошка вцепилась в рукав.
– К-куда? – прошипела она. – А кор-р-руп-ция в посильном размере?
Она выгребла из кепки ворох купюр и чрезвычайно ловко засунула их в капитанский карман. Толпа не обратила внимания на это ее очередное художество, люди, затаив дыхание, слушали Музыканта, забывшего кабацкий ля минор и шпарившего в лучших традициях бопа.
– А мне что же делать? – спросил я Алису. – Не привык быть нахлебником…
– А ты давай оправдывай свою профессию, – небрежно велела она. – Давай, продолжай рассказывать эту историю. Сам всё придумал, теперь дальше гони, до самой развязки… Мы, между прочим, пока ночлега не нашли. Или ты опять положишься на свое любимое «вдруг»?
Музыкант пошел на бурную коду.
Народ начал понемногу расходиться.
Коррумпированный, но приятный во всех остальных отношениях капитан поднес руку к козырьку и тихо исчез.
ОМОН бегом погрузился в серый зарешеченный автобус-броненосец и отбыл по месту дислокации.
Вдруг в поредевшей толпе мелькнуло женское лицо – из тех, на которые внимания сначала не обратишь…
– Не смей, – сказала кошка.
Вечером того же длинного дня – или через неделю? – мы всей компанией сидели в известной мне с давних времен узбекской забегаловке на окраине. Мужчины пили водку, Алиса, расположившись под моим стулом, с урчанием доедала начинку чебурека.
– Вот ты свинья все-таки, – сказал я ей. – Дома от самого дорогого специального корма нос воротила, а тут вон что лопаешь. И лук не мешает… А развязки не будет, понятно?
Я налил водку в стакан, и он исчез. Точнее, исчезли стенки стакана, испарился граненый цилиндр. Прозрачная жидкость растеклась по столу, тонкие ручейки побежали с краю столешницы, в центре образовалась мелкая выпуклая лужица.
– Видишь? – сказал я Алисе. – Нет формы, но содержание никуда не делось, оно просто заняло больше пространства. Так что не будет никакой развязки, и вообще сюжет я сворачиваю. Да его и не было, сюжета…
Какой уж сюжет в первые две недели года, подумал я. Они же сами выдуманные, эти тринадцать дней. Между новым и новым годом, между тенью и тенью, между январем и январем…
– Ну, как хочешь, – сказала кошка, негромко мяукнула и вышла из моей комнаты.
В доме стояла совершенная тишина, только издалека, неизвестно откуда, доносились адский хохот и нечеловеческие голоса – шла телевизионная юмористическая передача.
Я включил компьютер – деваться некуда, работу надо заканчивать.
Кошка на капоте
Немалую часть своей жизни Юрий Ильич прожил без любви к кошкам. Не то чтобы он их именно не любил – в том смысле, в котором не любят сослуживца, интригана и сплетника, или соседа, устроившего евроремонт силами