Домой я вернулась немного после девяти вечера. Было темно, в окнах горел свет – Ник вернулся с работы неожиданно рано. С чего бы это, а?
Я не успела даже толком войти, как он выскочил из кухни мне навстречу и закричал:
– Где ты была?
Ошарашенная таким приемом, я хотела было честно ответить, что сидела с Нэнси в баре, но, к счастью, быстро опомнилась и спросила холодным тоном:
– А что, собственно, происходит?
Он, не заметив моего холода, продолжал орать.
– С утра ты не откликаешься, на звонки не отвечаешь, ушла, не предупредила, дома тебя нет, что я должен думать?!! Ты совсем сошла с ума, Лиза, так дальше продолжаться не может.
– Не может, – ответила я с достоинством. – Оно и не продолжается, как ты сумел заметить. Я живу своей жизнью.
– Где ты была? – завел он снова свою шарманку.
– А какое тебе, собственно, до этого дело? – огрызнулась я. – Я же тебя не спрашиваю, где ты был?
– Я работал, и ты это прекрасно знаешь.
– Ага. Над зайчиком своим ты работал, теперь-то знаю.
– Как тебе не стыдно?
– Мне? Это мне должно быть стыдно? По-моему, ты что-то перепутал. Из нас двоих стыдиться должна уж никак не я. На твоем месте я бы вообще на эту тему молчала.
– Так ты же это и начала.
В общем, мы опять поругались. Грубо, глупо и совершенно бессмысленно.
Кончилось это тем, что я, как вчера, выбежала из кухни, поднялась наверх, в свою вчерашнюю комнату, и снова спряталась в кровать. Плакать. Но второпях забыла запереть дверь. Через какое-то время Ник пришел ко мне, раскопал из-под одеяла, не говоря ни слова, обнял, прижал к себе…
Это был наш самый потрясающий секс если не за всю семейную жизнь, то за последние несколько лет уж точно. Мы рычали, вцепившись друг в друга, как будто бы от этого зависела наша жизнь, мы стонали и, возможно, даже плакали. Все чувства и ощущения – от любви до ненависти – были настолько яркими, бурными и острыми, что, кажется, не было никаких сил это перенести, но мы справлялись, глотали воздух и снова вцеплялись друг в друга, и это длилось и длилось, бесконечно, как в первый раз… Или в последний. Собственно, с очень даже немаленькой вероятностью это и был наш последний раз.
Мы так и заснули, не расцепляясь, на этой узкой кровати в гостевой комнате. И утром проснулись одновременно. Это было прямо как раньше, давным-давно, когда мы жили в институтской общаге и спали на узенькой койке, уместиться на которой вдвоем можно было, только крепко обнявшись. Тогда мы тоже просыпались вот так – одновременно, нос к носу, глаза в глаза. И это было здорово.
– Привет, – прошептали мы друг другу одновременно.
Может быть, если бы никто не стал больше ничего говорить, все сложилось бы по-другому. Как маятник, который можно, остановив, запустить в другую сторону, и он снова начинает отсчитывать свои секунды в заданном ритме, словно ничего не происходило. Но людям, увы, далеко